Я огляделась в поисках места, куда бы я смогла пристроить свою пятую точку, да еще и с учетом пышных юбок. Нашла четыре стула и два кресла. Естественно, я выбрала более мягкий и просторный вариант, положила ногу на ногу, облокотилась на подлокотник и максимально отрешилась от происходящего.

Девушку допрашивали. Натуральным образом допрашивали! Она отчаянно отбивалась, выдавая информацию по крупицам. Я с благодарностью вспомнила занудство Рикиши, потому что, судя по лицам мужчин, ответы девушки их не радовали. Они были точными, но очень краткими.

Спустя сорок минут седой устало махнул рукой:

– Сойдет… Но давайте оценим остальных.

Проигнорировав мое присутствие, мужчины накинулись на скромно сидящую на стульчике вторую кандидатку. Если первая отвечала уверенно и по существу, пусть и кратко, то эта мямлила ответы едва слышным шепотом. Путалась, запиналась, краснела, бледнела…

– Вернуть обратно! – резюмировала тройка судей, и девушка начала на глазах растворяться.

На стене кабинета появилась смутная размытая движущаяся картинка – пешеходный переход, светофор, высокие многоэтажки вокруг. Моргающая неоновая вывеска на одном из зданий. Странные, незнакомые буквы. В середине дороги появляется пока еще нечеткий силуэт, быстро уплотняющийся – кто–то в длинном черном балахоне с капюшоном, скорее всего бывшая конкурентка. Я попыталась разглядеть ее лицо под капюшоном, поэтому не сразу заметила, как из–за поворота вылетел вагончик на колесах, канареечного цвета. Женщина тоже не успела его заметить. Визг тормозов, удар, вскрик…

– Ну что ж, минус одна. Жаль, – спокойно констатирует седой и смотрит на меня. – Давайте теперь побеседуем с вами, леди.

У меня внутри пусто и холодно. Глотать тяжело – спазм почти до удушья. Ладони вспотели, но о платье их не вытрешь – останутся следы. Страшно. Вот она, разгадка. Возвращение обратно. Нафик нужно, скажем дружно!

Выдыхаем. Успокаиваемся. Улыбаемся!

– С удовольствием, господа!

Седой с одобрением посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Сонолу:

– Она чем–то напоминает тебя в молодости.

Услышав такой комплимент, мы обе одновременно возмущенно фыркнули.

Дальше я начинаю вещать. На каждый заданный вопрос я заливаюсь соловьем, с благодарностью вспоминая Рикиши. Вообще у меня такое чувство, будто он сидит рядом со мной, и мне от этого легко, спокойно, и я уверена, что у меня все получится.

Не знаю, что там у меня в моем мире должно было случиться. Током меня ударить или холодильником накрыть, не важно. Мне их возвращения не понравились.

– Ну что ж, леди, поздравляю! – улыбаясь мне, седой, одновременно делает взмах рукой и девушка, совпадающая с неизвестной мне Алисой темпераментом, начинает размываться…

Судя по умоляющим выкрикам, ее это не радует. Меня тоже. Я старательно не смотрю на стену, изучая обстановку кабинета. Нагло пересекаюсь взглядом с пристально изучающим меня молодым судьей, потом все–таки решаю изобразить смущение – патриархат же, вроде как. Тем более перед глазами все расплывается. Главное, носом не шмыгнуть. А то хороша леди.

Ну, прожили эти две женщины на три месяца больше, чем им было отведено. Отлично же. Но жалко! И себя жалко… И рыжий абажур, который я уже никогда не увижу. И книжку… И… шокола–а–адку…

Седой протянул мне расшитый кружевом шелковый платочек. Я благодарно кивнула, утирая слезы, но не рискуя высморкаться в такую красоту.

– Отныне вы третья ветвь древа семьи Тарнизо, Икари Элис Тарнизо. Завтра вас отвезут в академию, и там вам придется снова пройти собеседование. Я буду входить в состав приемной комиссии, и там мы увидимся впервые, понятно, леди?