24 ноября 1944 года Курчатов направляет записку Берии. В ней он дает характеристики ученым, которых следует привлечь к проекту.

Об академике П. Л. Капице Игорь Васильевич пишет:

«…замечательный физик-экспериментатор, выдающийся ученый, специалист по низким температурам и магнитным явлениям. Он, вместе с тем, – блестящий инженер, конструктор и организатор».

Курчатов считает, что академик Капица мог бы создать новые методы получения урана-235 и тяжелой воды в промышленных масштабах.

Об академике А. Ф. Иоффе он говорит так:

«…выдающийся ученый, создатель большой школы советских физиков, специалист по электрическим свойствам диэлектриков и полупроводников. В 1942 году он был привлечен как научный организатор работ над ураном, но в дальнейшем руководство было возложено на меня».

Однако далее Игорь Васильевич отмечает, что «научные интересы ак. А. Ф. Иоффе далеки от тех вопросов, которые существенны для проблемы урана, и поэтому широкое привлечение его к работе нерационально». Нет сомнений, что эту проблему Курчатов много раз обсуждал с Абрамом Федоровичем, и еще раз при подготовке своей записки для Берии. Он понимал, что его рекомендации могут сыграть решающую роль в будущей работе того или иного крупного ученого, а потому тщательно взвешивал каждое свое слово.

Мнение Курчатова о профессоре Л. Д. Ландау:

«…является одним из наиболее глубоких, талантливых и знающих физиков-теоретиков Советского Союза… Его участие в работе над проблемой урана было бы очень полезным при решении глубоких физических задач по основным процессам, протекающем в атоме урана».

Будущий академик и Нобелевский лауреат Лев Давидович Ландау примет непосредственное участие в создании советского ядерного оружия… Так же как и будущий академик профессор Л. А. Арцимович, о котором Курчатов напишет:

«…очень способный физик, глубокий и лучший в Союзе знаток электронной оптики. В основном он занят сейчас решением вопроса видения в темноте и только часть времени уделяет работам по магнитному способу выделения урана-235. Я считаю необходимым полное переключение его на эту последнюю работу».

Так и случится. И вскоре Л. А. Арцимович вместе с самим Курчатовы и И. К. Кикоиным будет разрабатывать три главных направления получения ядерной взрывчатки. Это будет та самая «Атомная тройка», которая и приведет нашу науку и технику к успеху.

Однако до создания урановых комбинатов на Урале еще далеко, а пока Игорь Васильевич советует руководству страны, кого именно следует привлечь к реализации Атомного проекта. Высокие и справедливые эпитеты находятся у него для академиков А. Н. Несмеянова, Н. Н. Семенова, М. В. Кирпичева, профессоров М. А. Стыриковича, К. Д. Синельникова, А. К. Вальтера.

Еще одна группа исследователей вскоре присоединиться к «команде Курчатова», и их имена через десяток лет составят гордость отечественной науки.

Создается такое впечатление, что Игорь Васильевич Курчатов был пророком – он умел предвидеть будущее. А может быть, такие люди становятся «пророками» именно потому, что умеют это будущее конструировать по своему разумению и желанию?!

Николай Николаевич решил свою обиду не скрывать: он написал письмо Л. П. Берии. Академик миндальничать не стал, а сразу же в начале письма изложил свою позицию:

«Мне всегда казалось несколько удивительным, что наш институт как организация не был привлечен к работам по ядру, хотя именно в нашем институте еще в 20-х и начале 30-х годов были впервые сформулированы, а затем подробно развиты идеи цепного и теплового взрывов, правда, в области обычной химии, каковые идеи сейчас стали столь популярным в области ядерной химии. Вы ограничились привлечением проф. Харитона и частично проф. Зельдовича – двух моих ближайших учеников, сейчас крупных ученых, разделявших со мной руководство институтом.