– Позвольте мне потанцевать с вами. Мой друг сейчас немного расстроен. У него вчера умерла любимая собачка, и он до сих пор не может прийти в себя от горя.

– О боже!.. – отчетливо всхлипнул Доктор. – У меня ведь месяц назад тоже умер близкий друг, канадский енот Чарльз. Я кремировал его по православному обычаю. Как вы думаете, он ведь сейчас на небесах? Ведь у животных не может не быть души, не правда ли?

Этот православный енот щебетал еще что-то подобное, но мне удалось увести его от Ганса, и мы принялись вальсировать по танцплощадке, толкаясь среди довольно плотной толпы прочих пидарасов.

Доктор начал теснее прижиматься ко мне, а потом вдруг повел носом и удивленно спросил:

– Не могу понять, какой парфюм вы используете?

Я мысленно охнул, но потом меня осенило, и я снисходительно усмехнулся ему в глаза:

– Вы что, не в курсе последнего парфюмерного тренда? Галактическая фишка от Юдашкина – дезодорант с запахом пота афроамериканцев. Шестьсот евро за миллилитр. Сильная вещь, чувствуете?

– Чувствую, – задумчиво произнес Доктор и снова принялся тискать мои костлявые ляжки.

Потом он вдруг ссутулился, чуть отстранился от меня и грустно произнес:

– Я вам не нравлюсь. Это точно. Вы сторонитесь меня. Ну почему, почему меня постоянно преследуют неудачи в любви?

Я деликатно помолчал, чтобы не выдать себя окончательно, и Доктор продолжил перечисление своих жалоб на жизнь:

– И в бизнесе, знаете ли, тоже не все ладно. Представляете, угораздило вложить почти полмиллиона в акции «Колеса фортуны».

– Сочувствую, – кивнул я и сделал понимающее лицо.

– «Сочувствую», – передразнил меня Доктор. – Не знаю, конечно, у вас парфюм по шестьсот евро за миллилитр… Может быть, для вас полмиллиона вообще не деньги. А вот для меня это был чувствительный удар. Я подумал, что найду утешение здесь, в клубе, – но, увы, и в любви меня ждут одни удары… – Он совсем сложился передо мной в одном низком поклоне и вдруг припал к моей ширинке, лихорадочными движениями начиная ее расстегивать и путаясь в пуговицах армейского гульфика.

Я встрепенулся всем телом, одной рукой прикрыл срамное место, как футболисты перед пробитием штрафного, а второй уперся Доктору в лысину, отодвигая его на безопасное расстояние.

Доктор выпрямился и упал мне на грудь, заходясь в натуральных рыданиях:

– Меня никто не любит. Меня никто не хочет. Я старый лысый педрила, который никому не нужен!

Услышав последнюю фразу, я изумился самокритичности этой формулировки и с почти искренним одобрением похлопал Доктора по плечу:

– Не переживайте, мой друг. У вас все еще будет – и любовь, и страсть, и бессонные ночи под луной…

– Нет, не будет!.. – капризно возразил Доктор, продолжая мокнуть на моей впалой груди.

Невидимый в полумраке зала оркестр прекратил игру, и причитания Доктора стали слышны всем присутствующим.

– Зануда новенького нашел, смотри, – донеслось до меня.

– А кто это с Занудой? На Прохорова как похож – одно лицо просто! – раздался еще один свистящий шепот.

– Ты что, Прохоров не «тематический»! Он натурал конкретный! – осадили последнего комментатора сразу несколько голосов, но шепот продолжился, перерастая в отчетливый гул.

Я мягко отстранил Доктора и сказал ему громко и внятно:

– Полмиллиона евро за любовь – это не потеря, а подарок судьбы. Я, бывало, платил и побольше, – что меня вдруг так понесло, я сам не понял, но, сказав эту чудовищную чушь, я красиво повел плечами, стряхивая Доктора с груди, и пошел на диван к Гансу.

На секунду в зале повисла настороженная тишина, а потом она взорвалась гулом возбужденных голосов, долдонивших одно и то же: