— Уходи, Катя. И повзрослей уже наконец. Над нами смеётся весь подъезд. Если ты продолжишь устраивать бесплатные представления, то вынудишь меня продать квартиру.

Приходилось признать, что угроза имела внушительный вес. Он мог осуществить её в любой момент. Как в один день перестал отвечать на мои звонки, так однажды съедет из квартиры. И вот тогда мне придётся встретить его — не Антона я имела в виду — а песец, который через букву «и», самый что ни на есть полный, и по всем фронтам сокрушительный.

— Ухожу. Можешь не провожать. Зря ты, Антош. Я никого и никогда не любила, как тебя. Думаешь мне легко? Унижаться, терпеть издевательства от тебя, слышать ехидные насмешки за спиной… Если веришь, что мне это ничего не сто́ит, или я ничего не вижу и не понимаю, знай, ты сильно ошибаешься.

Той ночью я впервые подошла вплотную к отчаянию. Для чего я столько времени пыталась воззвать к его совести, чувствам, нашему счастливому прошлому и обманутому будущему. Я сама не понимала, зачем каждый день ездила вечером к нему, торчала под окнами, ждала его возвращения ради нескольких секунд, когда он проходил мимо, зачастую не бросив взгляда не то чтобы ответить на приветствие.

Но я верила — он моя судьба. Не Денис, с которым мы встречались всего ничего и последний месяц я держалась исключительно ради воспоминаний о первой влюблённости. Какой же я сама себе казалась глупой и недалёкой, когда он приходил вечером ко мне, перемазанный машинным маслом, сексуальный, возбуждающий. Как только Денис перешагивал порог и вжикал молнией на перепачканных штанах, нас было невозможно оторвать друг от друга. Я отдавалась как в последний раз, уровень гормонов в крови зашкаливал и срывал тормоза напрочь. Коридор у входной двери видел… за некоторые акробатические этюды мне до сих пор неловко и не верится, будто это проделывала я, а мамин деревянный комод, на столешнице которого из всех побрякушек уцелела миниатюрная Эйфелева башня (она просто маленькая и металлическая, падала тысячу раз и всё равно как новенькая), удивительным образом сохранил первозданную расцветку ореха, а не превратился в красное дерево, покрывшись стыдливым румянцем. А когда плотоядный туман развеивался, что у нас оставалось?

«Детка, захвати пиво из холодильника» или «Детка, сходим на тусу в выходные, наши собираются». «Наши» встречались каждую неделю, и все разговоры среди парней сводились к городской футбольной команде «просравшей» очередной матч, чья тачка прокачана круче или компьютерным играм, ах да, зимой добавлялся хоккей. Девчонки обменивались отзывами на шмотки, косметику и последними сплетнями: кто с кем замутил, поругался или расстался.

Однажды на одной из таких встреч я совершенно случайно застала любопытный момент — непонятная девица здоровенными грудями, обтянутыми прозрачной кофточкой, тёрлась о Дениса и что-то нашёптывала карикатурно вздутыми губами, чёрные гладкие волосы были стянуты в высокий хвост, который заканчивался аж возле задницы, его кончик медленно покачивался в такт движениям тела. Проследив за хвостом, я невольно отметила, что короткая юбка задралась до кружевного белья, оголив ягодицы. На мне же, как всегда, любимые растянутые джинсы, застиранная футболка и трусы пионерки. В общем, бледная немочь на фоне коварной искусительницы.

Мои мысли тоже блуждали где-то в иных мирах, измерениях, плоскостях, несоразмерно далеко от модных новинок и досужих сплетен. Я тоскливо вспоминала о прошлогодней выставке полотен Рериха и грезила посетить свежую постановку «Анны Карениной» в исполнении нашего драмтеатра. Одна смелость худрука, замахнувшегося на святое, заслуживала внимания. Обычно у нас не ставили громко-именитые вещи, обходились чем попроще. Денис на просьбу составить мне компанию поинтересовался: «Что за цыпа?» Танюха не забыла Льва Николаевича, но её ответное: «Скукотища», меня ни капли не удивило.