– Рассказывай давай, – я бросил в чай лимон, насыпал две ложки сахара. Она всегда так пила чай, запомнил уже. Вернулся за стол. Сел напротив, заглянул в глаза. – Что стряслось, кто болтает?

– Ну… В общем… Я сама, наверное, дура, что согласилась… – замялась Лариса.

– Еще на шаг назад, – я дотянулся до холодоса, достал оттуда прямоугольную коричневую коробку. Птичье молоко нам Джамиля притаскивала свежайшее, прямо с кондитерской фабрики. – Давай, сжуй конфетку, и рассказывай.

– Фу, желтая… – Лариса отложила надкусанную конфету. – В общем, есть один парень… Нет, не так. Ну, в смысле, парень есть, конечно, но не в нем дело. Или в нем…

Лариса замолчала и нахмурилась. Шмыгнула носом. Глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.

– В общем, на дне рождения Светки Котвановой я танцевала с одним парнем, студентом. Мне песня понравилась, под которую мы танцевали, и я ему сказала. А потом он говорит: «Пойдем ко мне, у меня этого певца целый альбом». А я говорю: «Пошли!» Оказалось, он живет в том же подъезде. Вот мы заходим, а у него никого дома. Я говорю: «Ну давай уже, ставь музыку!» А он засмеялся и начал приставать. Я его оттолкнула и говорю: «Ты че? С дуба рухнул? Мы же не знакомы совсем!» А он, такой, сразу отстал, давай извиняться, предложил посидеть и чаю попить.

– Пока звучит неплохо, – сказал я.

– В общем, мы попили чаю, а потом он говорит: «Ты иди, а я попозже приду, мне нужно тут кое-что сделать». Ну и я ушла. Вернулась к Котвановой, там как раз торт начали резать. Ну и, тут же начались шуточки, типа, а что это вы там вдвоем делали и все такое. Ну я говорю: «Ничего, музыку слушали». А потом звонок в дверь, вернулся тот парень. Такой… ну… Лыбится, рубаха расстегнута. На шее засос.

– У него в шкафу другая девушка пряталась? – хмыкнул я.

– Ага, счас… – огрызнулась Лариска. – Он с парнями на кухню ушел, а потом все вышли и на меня стали ТАК смотреть… И шушукаться. Я сначала не поняла, что происходит, а потом меня Котванова, такая, отвела в сторону и говорит: «Знаешь, Корнеева, ты бы лучше раньше сказала, что ты шлюха, я бы тебя не приглашала даже!»

– Как, говоришь, этого парня зовут? – поинтересовался я деланно-равнодушным тоном. Правая рука сжалась в кулак.

– Да неважно… – Лариса вздохнула. – В общем, я говорю Котвановой: «Что за ерунда?» Не понимаю ничего. А от меня все отодвинулись, как будто я больная. А Мичурин так вообще подошел и начал предлагать пойти перепихнуться по-быстрому, ну, раз уж я такая опытная давалка. В общем… Я попыталась сказать, что это все вранье, что ничего не было. Но мне не поверили. Ржали, обзывались. Я убежала. А там этот парень еще… Говорит: «Ты извини, я же не мог им сказать, что ты не дала, они бы тогда меня оборжали…» В школе теперь ад. И я… В общем…

– Тихо, милая, – я пододвинул свой табурет поближе к ней и обнял за плечи. – Дерьмовая история, вот что.

– И что мне делать? – Лариска всхлипнула, и слезы, так долго клубившиеся в уголках глаз, покатились по щекам.

– Ничего, – я пожал плечами. – Ну, кроме того, что сказать мне, кто такой этот студент, я нанесу ему короткий визит и ноги вырву. А тебе – ничего. Ходить в школу, морду кирпичом. Доказывать ничего не надо. На подначки не ведись. Через какое-то время все забудут.

– Мне кажется, что это никогда не случится… – хлюпая носом, проговорила сестра и уткнулась мокрым лицом мне в плечо.

– Тебе учиться осталось до лета всего лишь, – я погладил ее по голове. – А потом вообще будет пофиг.

– А почему ты не говоришь, что это ерунда и вообще не проблема? – спросила вдруг Лариса.