– Третью подряд уже, – буркнул водитель.

– И часто обманывают? – спросил я.

– Да каждый второй норовит, – зло выплюнул водила. – Вот только сегодня… Садится такой конь в пальто приличного вида на Новых Черемушках. В центр ему надо было, до кинотеатра «Россия». Всю дорогу соловьем заливался, что вот, мол, как хорошо стало, дышать свободно, газеты правду пишут, возможностей валом… А доехали, выскочил, удерживая шапку, и почапал, как ни в чем не бывало. Еду за ним, кричу, мол, деньги-то давай! А он скалится, сволочь. Мол, какие еще деньги, ты кто вообще такой, мужик? Милицией пригрозил…

Он сжал зубы, аж скрипнули.

– Драться же не полезешь, он здоровенный лось, сытая рожа такая, – водила вздохнул. – Жене шубу хочу на Новый Год купить. Копить пытался весь год, но не хватает. Только на обдергайку такую, что и дарить-то совестно.

Разговорился. Вывалил на меня всю свою тоску и обиду. Мол, как перестройка эта проклятая началась, он даже духом вроде как воспрял, перемены приветствовал изо всех сил. Потому что, наконец-то вранье это бесконечное закончилось, и пенсионеров в маразме от власти отодвинули. По правде заживем. Зажили, ага. Повылазила изо всех щелейя всякая сволочь, начали карманы набивать, а ему, с двумя высшими образованиями, приходится теперь отцовскую машину выпрашивать, чтобы хоть как-то концы с концами сводить. Раньше хоть во что-то верили, светлое будущее какое-то впереди маячило. Планы можно было строить. А сейчас что?

Я сидел тихо, не мешая человеку душевную боль изливать. В чем-то понимал мужика. Не то, чтобы прямо очень сочувствовал, но понять все равно можно. Спорить и поучать никогда не любил, в конце концов, каждый свой путь сам выбирает, а приступы отчаяния на фоне усталости даже с самыми сильными людьми случаются. Как-то трепыхается, не сидит на попе ровно и шмурдяк не глушит бутылками.

Так что я честно заплатил за проезд, но лишних купюр совать не стал. Не дорос я пока что по доходам до щедрых чаевых, да и унижать мужика не хотелось. Такое себе, должно быть, ощущение, когда ты тут копейки подсчитываешь, а какой-то говнарь, едва школу закончивший, тебе купюры лишние подсовывает.

Мужик высадил меня почти у самого рынка, вплотную подъехать не удалось – там уже началась утренняя суета. Торговцы выгружались, расставляли свои столики, раскладушки и прочие импровизированные прилавки. Торговцы поудачливее волокли сумки из камеры хранения к своим торговым палаткам.

Я помог Джамиле дотащить ее товар, приволок свой. Разложил шмотки, как меня Лейла научила. Сверился с тетрадкой – все ли на месте. Сам вчера записывал, но тут лучше перебдеть.

Сидеть за прилавком на рынке каждое утро стало чем-то вроде медитации. Мимо проходят люди. Разные. Есть такие, вроде мужичонки из мультика «Падал прошлогодний снег», которым все «маловато будет, маловато!». Другие пытаются нацепить на лицо спесивую маску, а сами стыдливо прячут взгляд и жамкают в кармане единственную купюру. Кто-то деловито ищет нужное. Кто-то слоняется ради развлечения.

Среди тех, кто продает, я относился здесь к низшему звену «пищевой цепочки». Чистая функция – показать товар, положить картонку для примерки, подержать шторку, чтобы покупатель смог неловко балансируя, натянуть обновку и покрутиться перед зеркалом. Зарплата моя от количества продаж не зависела, всю выручку забирала Джамиля. Или в конце дня, или несколько раз в день, если вдруг покупателей было много. Если покупатель непременно хотел поторговаться, я тоже должен был звать свою начальницу, благо она в соседнем ларьке.