— Я нена-ви-и-ижу... За то, что рядом нет тебя. Ненави-ижу-у. Иди ко мне-е!

Интересно, сколько раз Миша Марвин пел эту строчку? Она же прямо-таки попадает в самое сердце любого или любой с безответной.

Чем-то напоминает Дорна, под которого танцевала на чужой свадьбе в 15-ом, но тут композиция более нежная.

В общем, надеюсь, бабушке на первом не слышны мои песнопения, да и танцы не осыпят штукатурку, а то и её придётся обновлять.

А ещё после "Иди ко мне" так хочется добавить "Хой", что я включаю эту песенку на повтор.

О да, Свете пошёл четвертый десяток, Света хорошая тихая девочка.

Девочка в нижнем белье, танцующая по сырому полу, путающая микрофон со шваброй.

— Иди ко мне-е-е...

И я уже вхожу в раж, оценив могущество современных поэтов: "Я сдался без боя, отравлен тобою..." и "Своими губами ты хочешь добить, и я не сопротивляюсь."

— Е-е-е...

Только швабра вдруг дрогнула от сильного каменного окрика в балконное окно.

— Све-ет.

Мне кажется, не поскользнись я сейчас, у меня обязательно бы что-нибудь рухнуло. Например, сердце, ну, или стекло. Что угодно.

Больше всего сейчас боюсь, что крик повторится. Приходится вставать, отмечая, что на копчике обязательно останется синяк, выключать Марвина, что вдруг заставил белеть.

Корчась и проклиная, подхватываю старую рубашку мужа, которую мечтала пустить на тряпки, накидываю, утонув в ней.

Кряхчу, выбираясь на балкон... встаю на цыпочки и... нет, я правда верила где-то очень глубоко, что мне показалось.

Уже чувствую, как завтра будут переглядываться старушки, называя меня за глаза падшей женщиной.

От него одни проблемы, Вселенная! Забери обратно, мне хватило пробника! Хватит!

Улыбается, скот.

— Ты не проверила, уехал ли я. Ну, пустишь? Договорим?

Это всё равно, что дать мне на выбор флакончик с ядом в лице завтрашних вопросов соседей (мол, "что за мужик в полночь, Свет?"), и пистолета с 5-ью заряженными и 1 холостым, выражаясь текстом из "Сердцеедки" Крида.

И откуда в моей голове всё это? Снова кошусь на него.

Что делать-то теперь!?

***

Между светом и тьмой.

Пока ищу джинсы, думаю, как поступить дальше.

Хочется, чтобы просто ушёл и не собирал посторонние взгляды, что потом мне обязательно обернутся боком.

Пустить его в квартиру — не разумно. Не пустить — не разумнее вдвойне. Выйти самой — болезненно и просто опасно.

Не знаю, чего от него ждать, и именно это настораживает. Его действия подчиняются только одному — собственной прихоти. Либо я не вижу какой-то план, смысл, сюжет, сценарий, да что угодно.

Творит исключительно то, что хочет. Хочет — клевещет, хочет — скидывает на меня обязанности, хочет — рушит мою жизнь, домогается без причины, недоговаривает, выворачивает все на изнанку.

Лучшее, что я могу сделать, — избавиться и замуровать его существование ещё лет на десять, а лучше и навсегда.

Мои чувства — глупость, не больше. И, наверное, Тим прав — я сошла с ума.

Но Артём понимает, что все его действия приводят к таким последствиям, что стоит раз десять подумать прежде, чем хоть что-то сделать?

И именно это выкидывает из квартиры и торопит открыть домофонную дверь, как бы я не злилась при этом. Тоже мне мать Тереза.

Подношу палец к губам, а он вдруг кивает и вырывает телефон из сжатой кисти.

Только тянусь, чтобы отобрать, сам выставляет палец, прося быть тише.

Отлично!

Первое, что он выдает, закрыв за собой мою несчастную дверь:

— Всё думал, какую музыку ты слушаешь, не пойму, что тебе подходит.

Предложение за гранью личного, и Артем уже копается в плейлисте, прочитывая названия.

Такое чувство, что кто-то залез в душу без предупреждения.