– Конечно, тебе надо где-то жить, – согласился Антон Павлович.

– Ешь.

Роза быстро расправилась с яичницей из двух яиц, выпила два стакана чая с хлебом с маслом.

– Слушай…

– Что? – забеспокоилась Роза.

– Какой я у тебя партнер по счету?

– Сорок пятый… – Роза не считала. Были и насильники, и – сама Роза хотела. Все было.

– Что ж… неплохо.

– Бы, Антон Павлович, не без чувства юмора. Да нет… У меня всего было трое, – поправилась Роза, поняв, что сказала глупость: про 45 партнеров

– Что-то не верится, – улыбнулся Антон Павлович.

– А вы крещеный?

– Крещеный.

– Я тоже крещеная.

Роза отрезала кусок черного хлеба, густо посолила его и стала есть.

– Бери белый хлеб. Он лучше.

– Я черный люблю. От него не толстеют.

– Мажь маслом.

– Антон Павлович, а вы верите в Бога? – чуть поддела Роза кончиком ножа масло, намазала на хлеб.

– Мажь больше.

– Мне хватит. Надо экономить.

– Конечно, что-то наверху есть. Мировое сознание. Пойду посмотрю газеты.

Антон Павлович вышел. Роза налила чай, съела хлеб с маслом, вымыла посуду, закурила, взяла пепельницу, прошла в комнату, закрыла за собой дверь. Антон Павлович сидел в кресле, читал, рядом – лежали газеты.

– Можно я возьму районку?

– Бери.

Роза читала все больше про криминал, происшествия. Криминала не было. Роза отложила газету, зашла за спинку кресла и чуть коснулась губами мочки уха Антона Павловича; лизнула.

– У-тю-тю-тю. Какие ушки вкусные. Так бы и съела.

Антон Павлович в изнеможении, постанывая от удовольствия, откинулся назад; пересел на диван.

– Иди сюда, моя дорогая, – жалобно протянул Антон Павлович.

Роза не заставила себя долго ждать, села рядом.

– Антон Павлович, пахнет, да? Это от сапог. Сапоги у меня не просыхают, – брезгливо морщась, объяснила Роза. – Я пойду приму душ. Можно? – никак Роза не могла отделаться от неприятного запаха сапог.

– Не можно, а нужно. Что ты спрашиваешь? Только быстро.

Роза набрала полную ванну воды, с полчаса лежала, потом стала мыться. Потом выстирала кофту, гетры, трусики, носки. Если бы можно было выстирать сапоги, она бы и их выстирала. Полодиннадцатого Роза закончила со стиркой. Антон Павлович лежал в кровати, отвернувшись к стене.

– Антон Павлович, вы спите? Повернитесь ко мне. Вы обиделись? Милый… – стояла Роза на коленях у кровати, целовала Антон Павловича руки.

– Не надо.

– Но ведь вы меня целуете, – обиделась Роза. – А мне нельзя?

Антон Павлович ничего не ответил. Роза села на пол, закурила, потом закрыла в комнате дверь, потушила свет, легла.

– Не надо. Не хорошо… Что вы, там все ищете? Проверяете?

Антон Павлович убрал руку, обмяк всем телом.

– Я уже все.

– Как все? Одна без партнера?

– Одна.

– Пошли тогда чай пить.

– Вставайте, – радостно отозвалась Роза. – Вставайте!

– Встаю. Одеваюсь, иду на кухню.

Роза голая стояла перед зеркалом в прихожей, причесывалась.

– Антон Павлович, почему вы меня стесняетесь? Я же вам не чужая. У вас есть что-нибудь одеть?.. Халат?..

– Что тебе одеть? Ну пошли, – Антон Павлович прошел в комнату, открыл платяной шкаф. – Рубашку тебе дать? Которая тут покороче. Вот синяя в полоску.

– Классно! Вы не без чувства юмора. Не жалко?

– Для тебя, дорогая, ничего не жалко.

– Вы такой добрый. Почему вы такой добрый?

– Дарю.

– Спасибо.

Роза одела рубашку, встала перед зеркалом в прихожей. Рубашка только-только закрывала низ живота. Это было не первая ее мужская рубашка; она переносила их много: была мания на мужской гардероб. Довольная, кокетливо поведя плечами, Роза прошла на кухню, села за стол, одернула низ рубашки. Антон Павлович налил чай, достал печенье.