– Может, лучше присоединишься к поискам? – предлагаю я, помахав журналом.

– Внутреннее чутье мне подсказывает, что все это бесполезно, ничего здесь нет. Просто поверь мне.

Я хмыкаю:

– Я бы не доверила тебе даже чистку собственных ботинок.

– Налейте ей выпить! – просит Ник.

Старик ставит на стойку еще один стакан и так по-доброму улыбается, приглашая меня рукой, что стыдно ему отказывать. Собрав журналы в стопку, я отодвигаю деревянный барный стул, по каким-то фантастическим причинам еще не рассохшийся от времени, и сажусь.

– Только один стаканчик, и то исключительно из благодарности за вашу доброту, – говорю я, улыбнувшись. – А потом я вернусь к поискам.

Вкус напитка приятный и пряный, а эффект почти незаметный. Тепло медленно проникает внутрь, и тело так чудесно расслабляется. Один стаканчик вскоре превращается в два, и я уже теряю счет времени, медленно потягивая домашнюю наливку под бесконечные истории хозяина дома.

Протирая тряпкой стаканы, он рассказывает о жене, что ушла на тот свет пять лет назад, о двух старших братьях, с которыми рыбачил в детстве. О том, как по семейной традиции сделал предложение супруге под старым буком, в который ударила молния, и теперь тот стал одной из особенностей городка. И много еще о чем.

Я киваю, подперев ладонью щеку. Алкоголь уже добрался до кончиков пальцев, и это приятно. После всего, что произошло за последние несколько дней, мне хочется забыться хотя бы на пару часов, чтобы не думать о том, что жизнь моя, по сути, пошла под откос.

– И вот, стоя на одном колене, я протягиваю ей кольцо, когда в дерево попадает молния.

Ник зевает. Кажется, эту историю мы уже слышали минут пятнадцать назад. Словно заезженная пластинка, хозяин гостиницы слово в слово повторяет рассказ, вместе с нами опрокидывая стопку. Я закрываю рот рукой, сдерживая смех, Ник поворачивается и криво улыбается, тоже сообразив, что старика «заело».

– И дерево начинает гореть. Моя Мадлена как закричит! Какое уж там предложение. Так оно до сих пор и стоит, половина продолжает себе расти, а вторая – выгорела, пугая по ночам прохожих голыми ветками.

Стоп! Почему это кажется таким знакомым?

– Не могли бы вы повторить? – прошу я, и Ник хмыкает, решив, что я иронизирую.

– Говорю, что вторая половина так с того дня и не цвела. Выгорела вся. Почти до основания.

Не может быть!

– Ник, на пару слов, – встаю я и кивком показываю идти за мной.

Он неохотно поднимается и также неохотно плетется следом.

– Что-то случилось?

И когда останавливаюсь у туалета, в нерешительности застывает.

– Что, и тут без меня не справишься?

– Давай, залезай, дурень! – Я тяну его за локоть в крохотную уборную и, с трудом развернувшись, закрываю дверь.

– Что ты творишь? – опираясь бедром на каменную столешницу, недовольно вскидывается Ник.

– Раздевайся! – командую я.

В кои-то веки он замолкает, так и застыв с приоткрытым ртом. Мне до ужаса не охота начинать препираться снова, поэтому я сама стягиваю с него свитер.

– Воу, воу, воу, – удивленно воскликнув, он выставляет руки вперед. – Я немного не так это себе представлял. Я, конечно, могу сыграть роль «плохого парня», но давай хотя бы наверх поднимемся.

– Закрой уже рот и дай посмотрю.

Закатив глаза, я разворачиваю его лицом к зеркалу, отчего парень даже слегка теряет равновесие.

– Ох, помедленнее, принцесса.

В отражении я вижу, как удивленно поднимаются его брови.

– Я, конечно, догадывался, что ты не просто так ко мне цепляешься, но чтоб так…

– Поверь, ты не можешь казаться мне более гадким, чем сейчас.

Я ахаю, касаясь пальцами черных линий татуировки на его спине. Все сходится. Голые засохшие прутья занимают всю правую сторону. На левой же ветви с тонкими листьями. Мышцы напрягаются под моими ладонями. Может, мне кажется, но как-то Ник слишком шумно выдыхает.