Я распахнула рамы и пообещала:

– Сейчас выгоню злую мелочь отсюда!

Капитан головой покачал. Не поверил. Я взяла в руки Коран, открыла его и подняла к потолку. Какой начался переполох! Летучие кошки-мышки, пища́ и стеная, заметались, забили черными крылышками, ринулись к распахнутому окну и вылетели вон. Затем только испуганно через стекло заглядывали. Окно я закрыла. Как мне показалось, межгалактическому демону это понравилось.

– Ты несказанно меня удивляешь, – задумчиво произнес он и подсел ко мне поближе.

Теперь мы сидели рядом на кухонном столе, привезенном из Грозного.

Капитан сообщил:

– Могу дать тебе преимущество перед другими людьми. Только пожелай.

Он смотрел на меня, не мигая.

Я ответила:

– Нет! Мне это не нужно.

– В таком случае тебе тяжко придется, – повторил Капитан слова Эльвиры.

– Мой путь – это мой выбор. Все поражения и победы на нем принадлежат только мне.

Капитан встал, повернулся ко мне тяжелыми черными крыльями и спросил:

– Ты помнишь Мансура? Он мог стать твоей судьбой!

И я увидела Мансура, сына тети Вари, которому было пятнадцать в Первую чеченскую войну. Он носил шляпу с широкими полями и был необычайно красив.

Капитан усмехнулся и исчез, а я проснулась.

– Хочу кофе! – истошно орала Нина Павловна.

На часах было ровно пять утра.

Мама вышла вместе со мной и объявила, что это наши последние дни служения. После данного заявления Нина Павловна поздоровалась и, к несказанному моему изумлению, заговорила не отборным матом, а языком классической русской литературы.

Приготовив обед, я перестелила больной кровать, взбила перину, сделала массаж, вынесла мусор, произвела влажную уборку и оставила маму встречать социального работника, приносящего лекарства. А сама под предлогом, что нужно чистить ворота гаража, которые я уже отдраила на днях, отправилась в редакцию газеты «Ставропольский этап».

От публикации материала, оставленного главному редактору, зависело: возьмут меня в штат или нет? Смогу я дальше работать журналистом?

Проработав пару лет в газетах и журналах Грозного, я хотела продолжить дело своего деда Анатолия – журналиста и кинодокументалиста.

Дом Нины Павловны стоял у самого леса, автобусных и троллейбусных маршрутов здесь не было. Только несколько раз в день проезжало маршрутное такси.

Дождавшись его, я вышла у центрального парка и отправилась в редакцию. Замусоренный пруд представлял собой печальное зрелище. Дело было даже не в мутной воде, а в гражданах, собравшихся около прибрежной пивной и изрядно портивших своим видом весенний пейзаж: они распивали водку и пиво, наслаждаясь слабым апрельским солнцем. Их отпрыски, на которых сидящие за деревянными столиками родители не обращали никакого внимания, бросали с горбатого мостика камни, целясь в благородных птиц. Испуганные лебеди хлопали крыльями, пытаясь увернуться от нависшей над ними опасности. Маленький пруд лишал птиц возможности спрятаться от летящих камней, и они чувствовали себя мишенями, совсем как я и мама на русско-чеченской войне.

– Что вы делаете? – сказала я детям. – Так нельзя!

– Иди на хуй! – бодро ответили мне детишки.

– А если в вас попадут камни? Разве это – хорошо?

– Иди на хуй! Иди на хуй! – звонкими голосами скандировали старшие мальчики, лет восьми на вид. В ярких свитерах, синеглазые и стройные, они были похожи на херувимов, неизвестно как попавших сюда с небес. Те, что помладше, подхватили их клич.

– Не знаю я туда дорогу! – ответила я.

– Как это? – спросил один из мальчиков.

Он задумчиво делал раскопки в глубине своего носа.