Тем временем Янина оседлала королевича и прильнула к нему. Ее многочисленные юбки веером окружили их.

– Не торопись, мышка, – глухо простонал Елисей.

Ужас! Мало Янине к честному человеку с поцелуями приставать, она его еще и мучить удумала!

– Отпусти его, мерзавка! – закричала я и сама чуть не оглохла от своего грозного вопля ударившего по ушам.

– Не слушайте эту малахольную. Много она понимает. Вы, не останавливайтесь. Продолжайте, – азартно вторил мне Зиги.

– Извините, нас… мы случайно… мы не собирались за вами подглядывать, – сконфуженно пропищала Савина, выдавая нас с головой.

– Вы чего творите? – недоверчиво уставилась на друзей. Их вмешательство застало меня врасплох.

Наша перепалка оказала на девицу куда больший эффект, нежели мой вопль. Или это у нее запоздалая реакция?.. Впрочем, не важно! Она наконец-то взглянула на нас.

– Нечистая! За окном нечистая! – завопила Анина и, что самое важное – слетела с королевича.

– Где? – озираясь, всполошилась подруга.

– В Караганде, – огрызнулся Зиги и, тяжело вздохнув, снисходительно пояснил ей: – Нас приняли за нечисть.

– Тогда ладно, – с видимым облегчением выдохнула Савина и не придумала ничего лучше, как попытаться привести в чувство орущую девицу: – Успокойтесь, уважаемая. Зачем так орать? Мы не причиним вам вреда.

Все бы ничего, да вот только голос подруги от волнения стал сиплым и ее благие намерения не увенчались успехом. Подхватив юбки, Анина вскочила на ноги, пуще прежнего вереща:

– Нечистые! Они пришли за моей душой! – и так стремительно выбежала из конюшни, будто за ней черти гнались, норовя схватить за пятки.

– Мышка, вернись! – прокричал в пустоту королевич. Однако его зазнобы уж и след простыл.

Чертыхнувшись сквозь зубы, Елисей встал с сеновала, схватил с земляного пола камзол и злющий презлющий выбежал из конюшни.

Переживая за любимого, забыв о питомце, я спрыгнула с бревна, отчего Зиги покачнулся и впился когтями в мое плечо. Больно, между прочим. В который раз за вечер, припомнив Луноликую, закусив губу, аккуратно опустила его на землю и, понеслась навстречу королевичу. Савина с Зиги помчались за мной.

– Мира! Царевна! Что вы здесь делаете?! – закричал Елисей, едва завидев нас.

Ой, кажется, его королевская выдержка дала трещину.

– Тебя спасаем! – высказала я самое очевидное, подбегая к нему.

– Вы с ней заодно, Савина?! – растерянно воскликнул королевич, удивленно глядя на скромно потупившую взгляд подругу. А потом и вовсе спотыкаясь на каждом слове, с чего-то промямлил:

– Там… на конюшне… это не то, что вы подумали. – Елисей взволнованно взъерошил свою русую шевелюру.

Вот как в такого красавца не влюбиться?

Косая сажень в плечах, вьющиеся волосы, соболиные брови. От одного взгляда его голубых глаз сердце екает и сладко замирает.

Забыв про напускную робость, Савина перестала рассматривать мыски своих туфель, и открыто взглянула на королевича.

– А что вы прикажете нам думать? Очевидно же, Елисей, что вы обнимались с девушкой на сеновале.

Не ожидая от нее подобной дерзости, королевич стушевался.

Его можно понять. Он не видел никогда прежде Савину в гневе. Да и вообще раздраженной.

Царь-батюшка вбил себе в голову, что его дочь – сама скромность и добродетель, а подруга, не желая разочаровывать венценосного родителя, потакала ему. Поддерживала образ эдакой застенчивой простушки. Матушку она свою не помнила, та скончалась, когда Савина еще под стол пешком ходила. Отец окружил дочурку заботой, стал для нее роднее всех. Поэтому Савина меньше всего хотела его разочаровывать. Вот и старалась быть той, кем он хотел ее видеть. Щадила его чувства.