Я, понимаешь ли, старалась, резала аккуратно, а не как обычно, а он просто берёт и уходит.

— Я, в общем-то, наелся. — Две секунды и этот Илья Глебович надевает тяжёлые ботинки. — Дай куртку.

В смысле наелся? Это он сейчас о моей глупости или показалось? Обидно, когда взрослый опытный мужчина так отзывается обо всех твоих девичьих грёзах. Может, и правда идиотских, но демонстрировать это прямо, вообще-то, необязательно.

— Отбило откровениями, — с явным упрёком. — Знал бы, что твои желания ограничиваются Велисовым, не стал подыгрывать.

— О, а это была игра? — ехидничаю я в ответ, но, напоровшись на взгляд Ильи Глебовича, осекаюсь. И молчу уже виновато.

В конце концов, каждый имеет право на своё мнение, даже если оно в корне неправильное.

— Куртка, — напоминает Глебов.

Что мне остаётся? Только заткнуть вылезшую некстати обиду — до уровня его словесных перепалок мне ещё лет пять, и это по самым скромным меркам.

— Да, сейчас.

Открыв дверь шкафа-купе, я снимаю куртку с плечиков и разворачиваюсь, не ожидая, что Глебов окажется прямо за моей спиной. Неловкого столкновения не ожидая тоже, от которого в собственных руках-ногах возникает путаница. Грация и реакция это в принципе не про меня.

И именно их отсутствие виновато в том, что я испуганно отшатываюсь, неудачно задеваю плечом зеркало и начинаю заваливаться. И мне бы опору, но дверь шкафа уезжает вместе со мной, только усугубляя идиотское в целом падение.

— Морозова! — Сильно, до боли перехватив за талию, меня сгребают в охапку. — Жива, тридцать три несчастья?

Уже не уверена. Не тогда, когда Глебов фактически удерживает меня на весу.

— Д-да.

Растерянное и перепуганное сознание забивается в дальний угол черепной коробки, в то время как наши с Ильёй Глебовичем лица разделяют пара жалких сантиметров. Настолько жалких, что я чувствую дыхание на своих губах и опускаю взгляд, убеждаясь, что в этот раз поцелуя всё-таки нет.

— Мор-р-озова, — выдыхает мужчина старше меня, наверное, вдвое, — что ты делаешь?

И диспозиция меняется, доказывая, что там, на парковке, было ещё ничего.

Потому что сейчас Илья, который как бы Глебович, прижимает меня к стене. Исключительно для того, чтобы на ногах держалась, ага. И его хватка становится всё двусмысленнее, в то время как мои руки безвольно висят вдоль тела.

— Боюсь, — широко открыв глаза, честно признаюсь я.

Дыхание прерывается и скрыть бы, но он настолько близко, что без шансов. У меня точно.

— Чего?

На его лице нет улыбки, одно безграничное обещание.

— Вас, Илья Глебович.

Как выговорила — не знаю, чувствуя, что задыхаюсь под испытующим взглядом.

— Неправильный ответ, Маша.

Усмешка. Взгляд. Переплетённые пальцы. И руки, которые Глебов фиксирует над моей головой.

Перед тем как показать правильный ответ.

4. Глава 4. Глебов

Закрытые глаза, длиннющие ресницы, приоткрытые губы и прерывистое дыхание.

Что ты, кретин, делаешь?!

Шумно выдохнув, приходиться отпустить Машины ладони, отойти на шаг и поднять выпавшую из её рук куртку.

— Спасибо за торт, — глядя в расфокусированные зелёные глаза, я вылетаю за дверь.

Мысли все как одна альтернативно русские, но даже мат не помогает. Спуск по лестнице с двадцатого этажа тоже.

Хуже всего то, что непонятно как меня вообще могло переклинить. Особенно так. Особенно, после Данкиной измены. Хотя с ней последние пару лет всё было настолько хреново, что хоть закапывайся, чем я и занимался, не вылезая из универов и подработок, якобы, чтобы накопить на свадьбу. По факту же, чтобы не вступать в очередные разборки на одну из миллиона подходящих ей тем.