И хрена с два я скажу, что этот смысл меня не устраивает.

Мда. Не зря я одевался, с таким разговорами — совсем не зря.

— Почему?

Секунда, другая, а приличный ответ на вопрос не находится. Потому что девочке, которая на раз пользуется тремя языками программирования со всеми паттернами, больше хочется не рассказывать почему, а показать. И вот вопрос, не имея никаких проблем с логикой, она спрашивает из-за того, что нервничает? Или и правда настолько наивная, что не понимает?

Или провоцирует?

Угу, разбежался.

— Потому что я ворочаюсь, — хмыкаю в ответ.

Ну да, в принципе, это можно назвать и так. В тот самый момент, когда утром Машенька окажется в моих ни разу небезопасных объятиях.

— Я не могу спать, пока вы на полу, — тяжело вздохнув, сдаётся она. — Это ваша комната и ваша кровать…

— Пол тоже мой, — веселюсь я, — так что сплю, где хочу.

Минута молчания заканчивается её раздражённым выдохом.

— Ну и спите!

Машина светлая голова скрывается где-то за пределами видимости, а мне становится стыдно. Ай-ай-ай! Девочка переживала, уговаривала себя, решалась, а некоторые взяли и обломали все благородные порывы. И сразу появляется такое невыносимое желание присоединиться к собственной студентке, что сон пропадает раз и навсегда.

И благородный порыв, у которого гораздо более веские причины, тоже пропадает.

Чтоб тебя!

На исходе четвёртой минуты я сдаюсь собственным желаниям. В конце концов, она сама предложила…

Легко поднявшись, я бросаю на кровать свои подушку и одеяло, вообще не веря, что это кого-то из нас спасёт. И всё это — не испытывая ни малейших угрызений совести. А добрая девочка Маша продолжает лежать спиной ко мне, никак не комментируя внедрение.

Осталось свыкнуться с тем, что теперь бессонница приняла гораздо более приземлённые причины. Те же самые, по которым спать на животе будет неудобно.

И возникает очередной вопрос, исконно русский. Что с этим делать? Не спать пять суток? Откровенно паршивый вариант. Перед сном накачиваться так, чтобы сразу отрубаться? Вариант хреновее предыдущего уже потому, что не всех после алкоголя тянет спать. Лично меня будет ещё больше тянуть к Машеньке, и вряд ли наутро после она будет в восторге.

Да я и сам не буду, учитывая, что этой девочкой планирую наслаждаться долго — с чувством, с толком, с расстановкой. И трезвым. А та доза, которая меня вырубит, вряд ли понравится родителям. И если мнение отца ни хрена не волнует, то мама обойдётся без этого зрелища.

Внезапный и какой-то судорожный вздох с той стороны широкой кровати заставляет вздохнуть и меня.

— Маш? — Она приподнимает голову, а потом и поворачивается ко мне лицом вся такая обалденная в своей пижаме. — Не доводит совесть людей до добра, да?

Глядя на неё, с распущенными волосами, совсем домашнюю, положившую обе ладошки под щёку, я сдаюсь весь и сразу. Почему? Зачем? Да плевать! Какая разница, если, вместо того, что должно, дёргается уже сердце.

В комнате темно, но не настолько, чтобы не видеть выражения её лица.

— С чего вы взяли? — хмурится Маша.

Бесит меня это её выканье.

— Ладно, я не мог уснуть, но теперь ведь и ты не сможешь.

— Я и до этого не могла, — буркнув, она собирается отвернуться, но куда там.

Надо было на полу оставаться.

— Маш…

Сказать нечего, совсем. Но моя рука всё ещё удерживает её за талию. Пусть через толстое одеяло, но внутри от этого пожар почище Нотр-Дамского. И мышцы напрягаются уже не для того, чтобы обнять, а чтобы не прижать Машеньку ближе.

— Маш, а давай?..

— Нет, — твёрдо перебивает она, не пытаясь вырваться. Хотя не настолько и крепко я её держу — хотела бы, отвернулась.