Вау! Я нажимаю, чтобы сразу ответить. Хочется разделить его радость.

– Ну, конечно. Валентин же не подождет, а я потерплю, – бурчит Слава и отходит, перекидывая бейсболку козырьком вперед.

– Слав, ну он мечтает туда поступить. Там даже на подготовительные курсы дикий конкурс, – улыбаюсь. Мне нравится его ревность. Пусть тоже помучается, не все же мне изводиться.

И скорее печатаю сообщение, чтобы вернуться к Славе и нашим поцелуям. Но он уже не дается. Стоит в двух шагах от меня, сложив руки в карманы спортивных штанов, а сам смотрит так… с извинением. Или что это за странный взгляд? Он так обычно смотрит, когда накосячит.

– Я ведь тоже поступил, – говорит и тут же зажевывает губы. Не понимаю, что в этом такого? Я в нем и не сомневалась. Улыбка сохраняется на моем лице. – В Москву.

– Что?

Сердце останавливается. Легкие не дышат. Нутро сворачивается.

Как это? Как в Москву? Он же в Питере только подавался… Выходит, обманул?

– Надо ехать через неделю, – Слава добивает меня спокойным тоном.

В глаза уже не смотрит. Чешет шею. Сглатывает.

Предатель.

Я тоже не могу на него смотреть. Чувствую, как сердце отваливается по кускам. Это конец. Мы… расстаемся?

Мир тускнеет. Прямо гаснет, как свет в театре после третьего звонка. Только что был ясный августовский день, а теперь тугая декабрьская ночь. Золотое свечение в любимых глазах тоже бледнеет. Я застываю, словно меня замуровывают в стену вечной боли и тоски.

– Почему ты только сейчас об этом говоришь? – выжимаю из горла последние усилия, чтобы это произнести.

Слава поджимает губы и опускает голову. Кивает виновато. Согласен, что неправ.

– Не знаю. Не хотел… То есть боялся…

Наверное, в моих глазах сейчас вся печаль этого мира. Наткнувшись на мой взгляд, Слава морщится, как от собственной боли, и смотрит на меня снизу. То есть, на самом деле, сверху, но таким заискивающим взглядом, что я кажусь самой себе выше его.

– Думал, что просто поставлю тебя перед фактом, и тогда…

– Ага, конечно, – мой голос вдруг наполняется силой, набирает веса, становится тяжелым. – Решил облегчить себе задачу. Бросить и свалить без оглядки.

– Да какой бросить, Лер?! – Слава психует и хватает меня за плечи, словно я могу убежать. У меня ноги уже в бетоне. Я вросла в эту плитку.

Там, за кустами, визжит малышня и кричат на них родители. Ветер шелестит между кронами тополей. Остатки пуха летают в воздухе.

– Я и не думал, что поступлю туда. А вот, повезло, – он пытается улыбнуться, но напарывается на мое лицо и стягивает рот вправо. Не знаю, какой у меня вид, наверное, сердитый и жалкий одновременно. Я не знаю, что изобразить – обиду, злость, презрение. Но мне в первую очередь больно.

Бархатов предал наши мечты. Ведь обещал остаться в Питере. Чтобы вместе. А сам при первой же возможности валит в Москву. Даже хуже. Он обещал не создавать такую возможность и создал. Видимо, это были только мои мечты.

– Да тут на Сапсане четыре часа, – звучит неубедительно. Разумеется, он и сам сомневается.

Врал ведь неспроста. Зачем?

– Знаю, тупо получилось. Я просто не хотел тебя лишний раз напрягать. Думал, не поступлю, и фиг с ним. А если поступлю, то…

– Фиг с ней, да? – выплескивается из меня с усмешкой. Я жмурюсь и стискиваю зубы, чтобы не разреветься. Весь год этого боялась. Как чувствовала.

– Ну, блин, Лерыш, ты что такое говоришь? – он тыкается носом в мою щеку, гладит до самого подбородка, ищет губами мои губы и улыбается. Как это жестоко. Не будь я замурована в собственной боли, я бы его отпихнула от себя. – Мне на тебя никогда не будет пофиг.