– Я чувствую себя прекрасно.

– В суде все теперь улажено? Надеюсь, навсегда?

– Давно улажено. И это стоит отметить. У меня в холодильнике есть шампанское.

– Я сегодня собиралась на Каталину, – сказала Нина. Она принялась щелкать тумблерами, крутить ручки, назначения которых Стэнтон до сих пор не знал, включив при этом систему Джи-пи-эс и прочую бортовую электронику.

Очертания острова Каталина смутно виднелись сквозь морскую дымку.

– А что, если мне рвануть с тобой? – спросил Стэнтон.

– Чтобы весь день изнывать, не получив новых результатов из лаборатории? Я тебя умоляю…

– Не надо этого покровительственного тона.

Нина поднялась и взяла его пальцами за подбородок.

– Не забывай, что я твоя бывшая жена и знаю про тебя все.

Расстаться решила она, но Стэнтон винил во всем только себя, и какая-то часть его существа все еще верила, что у них есть совместное будущее. За три года, прожитые ими в браке, Стэнтону часто приходилось по работе уезжать за границу на долгие месяцы, а она сбегала в море, которое любила всем сердцем. И он позволял ей уплывать, медленно отдаляться, а потом выяснилось, что и для нее так лучше всего, – она была счастлива одна посреди океана.

В отдалении раздался гудок огромного контейнеровоза, всполошивший Догму. Она залилась долгим лаем, но потом снова стала гоняться за собственным хвостом.

– Я верну тебе собаку завтра вечером, – сказала Нина.

– Останься поужинать, – предложил Стэнтон. – Я приготовлю все, что только пожелаешь.

Нина лукаво посмотрела на него.

– А что подумает о нашем ужине твоя новая спутница жизни?

– У меня нет спутницы жизни.

– Как? А что же сталось с этой… Как там ее? С математичкой?

– У нас было всего четыре свидания.

– И?..

– А потом мне пришлось заняться лошадью.

– Шутишь?

– Нисколько. Меня пригласили в Англию, чтобы осмотреть коня, у которого заподозрили почесуху. И тогда мне было сказано, что я несерьезно отношусь к нашим отношениям.

– Как считаешь, она была права?

– Повторяю, мы встречались всего четыре раза. Так как насчет ужина завтра вечером?

Нина запустила один из двигателей «Плана А», когда Стэнтон выпрыгнул на причал и поднял свой велосипед.

– Купи бутылку хорошего вина! – крикнула она, уже отчаливая и, как всегда, оставляя за собой последнее слово. – Там видно будет…

Институт прионов[3] в Бойл-Хайтс, принадлежащий Центру по контролю заболеваемости США, был для Стэнтона-профессионала роднее дома уже около десяти лет. Когда в начале 2000-х годов он переехал на запад страны, чтобы стать его первым директором, это была всего лишь крохотная лаборатория, ютившаяся в передвижном трейлере, установленном на территории окружного медицинского центра в Лос-Анджелесе. Ныне, благодаря его неустанным стараниям и хождениям по кабинетам начальства, институт занимал весь шестой этаж здания центральной окружной больницы – того самого здания, внешний вид которого показывали в многочисленных эпизодах телесериала «Клиника».

Пройдя через двойную дверь, Стэнтон направился в помещение, которое подчиненные давно окрестили его «берлогой». Один из них забросил туда рождественскую гирлянду, а потом уже сам Стэнтон удлинил ее галогеновыми лампами и протянул по всей лаборатории, и теперь они попеременно мерцали то синим, то красным светом, отражавшимся от стальной поверхности столов с микроскопами. Оставив портфель в кабинете, Стэнтон надел маску, натянул на руки перчатки и пошел в конец коридора. Этим утром им удалось получить первые результаты эксперимента, над которым его группа работала несколько недель, и ему не терпелось ознакомиться с ними.