– Здесь явно имеется в виду засуха, – сказал Роландо. – Кому могли разрешить написать нечто подобное?

Чель ломала голову над тем же вопросом. Письменные памятники майя были, как правило, древними обращениями или посланиями Властителей. Придворные писцы, игравшие роль пресс-секретарей и жрецов одновременно, никогда бы не осмелились упомянуть о чем-либо, подрывающем авторитет верховного правителя.

И никогда прежде Чель не встречала летописи, повествующей о тяготах повседневной жизни. Предсказания сезона дождей были вырезаны на колоннах древних руин, содержались в «Мадридском» и «Дрезденском» кодексах, но прочитать в рукописи описание жестокой засухи – это было нечто неслыханное. Вызывать дождь считалось прерогативой Властителя, а подобная запись покрыла бы его позором за неспособность сделать это.

– Но только у обученного писца хватило бы мастерства выполнить такую работу, – заметил Роландо, указывая жестом на безукоризненный рисунок, изображавший Бога Маиса.

Чель вновь перечитала слова. Наказанием за подобные записи могла стать только смертная казнь. «Ни капли дождя, дающего пропитание, не упало за половину цикла великой звезды». Великой звездой называли Венеру, а половина ее цикла составляла почти пятнадцать месяцев. Летописец, стало быть, повествовал о самой длительной засухе в известной ученым истории майя.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Роландо.

– Это не просто описание засухи. Он рассказывает об истощении урожая маиса, – ответила Чель. – О смерти скота и утрате почвой плодородного слоя. Никому не разрешили бы сделать такую запись официально. По сути, перед нами хроника заката цивилизации.

– Так ты считаешь?.. – Роландо подавил горькую усмешку.

– Он пишет о коллапсе.

На протяжении всей ее карьеры главной проблемой, решение которой не переставало мучить Чель, была причина падения цивилизации ее предков в конце первого тысячелетия. В течение семи веков майя строили города и были первопроходцами в искусстве, архитектуре, сельском хозяйстве, математике, астрономии и торговле. Но затем за шестьсот лет до появления испанских конкистадоров города-государства вдруг остановились в росте, строительство замерло, а писцы в низинах Гватемалы и Гондураса перестали вести летописи. Всего за каких-то пятьдесят лет люди покинули городские конгломераты, институт Властителей был упразднен, и классический период развития цивилизации майя оборвался.

Коллеги Чель выдвигали разнообразные версии причин, приведших к упадку. Некоторые предполагали, что майя погубило пренебрежение к сохранению природной среды: они хищнически пожинали все плоды, которые могла дать земля, и никогда не задумывались о том, что вместо срубленных деревьев необходимо сажать новые. Другие заявляли, что древние майя навлекли беду на свои головы из-за постоянного участия в войнах, гиперрелигиозности и кровавых человеческих жертвоприношений.

Чель со здоровым скептицизмом отвергала такие объяснения. По ее мнению, подобные идеи проистекали из склонности европейцев считать американских туземцев более примитивными народами, чем они были на самом деле. Но в действительности в человеческих жертвоприношениях майя стали обвинять только испанские завоеватели, а сам по себе упадок цивилизации майя столетиями служил затем «доказательством», что испанцы были куда более развитой нацией, чем «дикари», которых они покорили. Отсюда проистекали и утверждения, что майя невозможно доверить самоуправление.

Чель же придерживалась той точки зрения, что коллапс был вызван природным катаклизмом – невероятной засухой, которая продлилась несколько десятилетий и сделала невозможным для ее предков крупномасштабное земледелие. Исследования, проведенные в руслах местных рек, показали, что последние годы классической эры майя были самыми засушливыми за период в семь тысяч лет. Когда продолжительность засухи превысила некую критическую отметку, города потеряли своих обитателей – майя пришлось приспосабливаться к новым условиям существования. Они стали заниматься мелким сельским хозяйством и селиться относительно небольшими группами в деревнях, подобных Киакиксу.