Джозеф Фит неожиданно оказался довольно приятным мужчиной. Несмотря на почтенный возраст, он был бодр. Седина, залысина, окладистая борода – всё, как положено профессору. Его кожа была усыпана лентиго, защитные очки скрывали глаза от агрессивного солнца. Таковы приметы старости на Атоване. Джозеф Фит поднялся с кресла, чтобы пожать руку детективу. Рука была сухая, рукопожатие твердое.

- Приятно познакомиться, - с улыбкой произнес профессор. – Правда, обстоятельства не радостные. – На последних словах улыбка угасла. ‑ Насколько я понял, вы занимаетесь делом китиарцев?

- На самом деле, я веду дело одного китиарца – убитого Оуэна Бродски, - осторожно уточнил Алекс.

- Жаль его. Талантливый был паренек. – Глядя в стол, Фит покачал головой. – Сколько ему было? Лет тридцать?

- Тридцать два, - автоматически поправил Коллингейм.

- Совсем молодой. Жить бы ему, да жить… - Профессор помолчал, а потом поднял взгляд на детектива. – Вы же здесь, чтобы задать вопросы? Задавайте.

- С кем больше всего общался убитый?

- С Эбби и Эмилем.

- А из атованцев?

- Они не очень стремились к общению с нашими, хотя языковых проблем не было. Скорее, этические.

- Этические? – переспросил Алекс.

- Сами представьте: они же сверхлюди. Их не слишком любили в коллективе, - Фит поджал нижнюю губу. – Иногда подшучивали. Они очень болезненно на всё реагировали. Наверное, чувство юмора не входит в программу генетического совершенствования.

- Насколько я понимаю, вы тоже не из лагеря поклонников Китиары? – уточнил детектив.

- Гордыня и жадность однажды погубят человечество, молодой человек, - наставительно произнес профессор. – Гордыня и жадность.

- Вы про китиарцев?

- Увы, эти пороки свойственный всем людям, и тысячи лет человечество стоит на шаткой табуретке, засунув голову в петлю. Поверьте, молодой человек, – ученый кивал головой, как болванчик, -  однажды табуретка упадет, и случится это из-за жадности и гордыни. Китиара – вызов, брошенный Богу. Человек возжаждал стать равным Творцу.

- Не получилось?

- Закон сохранения вещества и энергии еще никто не отменял, - по-отечески улыбнулся профессор. – Если где-то прибыло, где-то должно убыть.

- И где же убыло у китирацев? - полюбопытствовал Алекс. Ему не нравились граждане Китиары. Неплохо было теперь узнать, почему.

Фит подался вперед. Его глаза горели.

- В человечности. Представьте, что вы с детства общаетесь с совершенными людьми: талантливыми, умными, красивыми, - перечислял ученый, и чувствовалось, насколько он одержим своей идеей. - Как вы будете воспринимать обычных людей?

Алексу припомнился слова Тайни Роул о том, каково жить среди поголовно умных и красивых. Правда, как после этого она относилась к «обычным» людям, он для себя не уяснил. Неактуально было.

- И как я буду воспринимать обычных людей? - спросил детектив.

- Вам приходилось встречать в жизни умственно-отсталых людей? Даунов? Уродов? Как вы к ним относитесь? – профессор сделал паузу. - Вот и мы для китиарцев умственно-неполноценные уроды-дауны, - подвел итог Джозеф Фит и поправил очки, ткнув перетяжку оправы указательным пальцем.

Коллингейм не считал себя ни дауном, ни уродом. Да, за такое китиарцев можно не любить.

- А как они по работе? Что-нибудь толкового сделали?

- Как профессионалы они, конечно, молодцы. Знаете, - профессор вновь поправил сползшие по переносице очки, - я ведь сначала не верил, что у них что-нибудь вообще получится. Мы же столько времени боролись с этой болезнью. А тут какие-то, простите, сопляки, прибыли нас учить. И ведь был не прав.