Вероятно, она заметила его маневры и намек поняла. На следующий день Уинстон пришел в столовую пораньше. Конечно же, она сидела примерно на том же месте и снова одна! В очереди перед ним стоял юркий, похожий на жучка коротышка с плоским лицом и маленькими пронырливыми глазками. Отойдя от кассы с подносом, Уинстон увидел, как коротышка ринулся прямиком к столу девушки. Надежды вновь рухнули. Дальше по ряду пустовало еще одно место, но что-то в облике настырного недомерка говорило о том, что он предпочтет устроиться с максимальным комфортом за более пустым столом. Сердце Уинстона сковало льдом: пока не застанет ее одну, поговорить им не удастся. Вдруг раздался ужасный грохот. Коротышка упал на четвереньки, поднос отлетел в сторону, по полу растекались суп и кофе. Бросив на Уинстона злобный взгляд, словно это он подставил ему подножку, растяпа поднялся. Впрочем, на том все и кончилось. Уже через пять секунд Уинстон с бухающим в груди сердцем сидел за вожделенным столом.

Даже не взглянув на девушку, Уинстон снял тарелки с подноса и приступил к еде. Заговорить следовало немедленно, пока к ним никто не подсел, но Уинстона сковал страх. С тех пор как они столкнулись в коридоре, прошла неделя. Она могла передумать – да что там, наверняка передумала! Подобная авантюра обречена на провал: в реальной жизни так всегда и бывает. Пожалуй, Уинстон уклонился бы от разговора, однако внезапно завидел вдали Эмплфорта, поэта с волосатыми ушами, который брел по залу в поисках свободного места. Эмплфорт по-своему симпатизировал Уинстону и непременно сел бы рядом, если бы заметил. На все про все оставалась минута, не больше. И Уинстон, и девушка мерно пережевывали пищу – жидкую фасолевую похлебку, смахивающую на суп. Уинстон заговорил тихим шепотом. Они черпали ложками водянистую жижу, не поднимая глаз, и обменивались короткими фразами, произнося их без всякого выражения.

– Когда освободишься?

– В восемнадцать тридцать.

– Где встретимся?

– Площадь Победы, памятник.

– Слишком на виду.

– Сольемся с толпой.

– Условный знак будет?

– Нет. Не подходи, если рядом никого. На меня не смотри, держись поближе, и все.

– Во сколько?

– В девятнадцать ноль-ноль.

– Ладно.

Эмплфорт не заметил Уинстона и сел где-то еще. Больше они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга, насколько это вообще возможно для людей за одним столом. Девушка быстро доела свой обед и ушла, а Уинстон остался покурить.

На площади Победы Уинстон появился раньше назначенного времени и бродил кругами у подножия огромной рифленой колонны, которую венчала статуя Большого Брата. Вождь смотрел на юг – туда, где сокрушил евразийские самолеты (несколько лет назад это были востазийские самолеты) в Битве за Авиабазу-1. На улице перед ним стояла конная статуя, изображавшая Оливера Кромвеля. Девушка опаздывала уже на пять минут. Уинстона вновь охватил страх: не придет, наверное, передумала! Он медленно прогулялся по северной части площади и с мрачным удовлетворением опознал бывшую церковь Святого Мартина, чьи колокола некогда пели: «За тобой три фартинга». Потом он заметил у памятника девушку – она читала или делала вид, что читает надпись на плакате вокруг колонны. Пока людей мало, подходить к ней слишком опасно: со всех сторон площадь окружают телеэкраны. Внезапно слева раздался рев голосов и грохот тяжелой техники, набежали толпы людей. Девушка проворно обогнула каменных львов у основания монумента и побежала со всеми. Уинстон последовал за ней. Судя по крикам, мимо везли под конвоем евразийских военнопленных.