Севка соглашается жить, а Костя – решает умереть. И что? Севке прикажут пристрелить приятеля? Или наоборот?

Нет, если Севка согласится, то и Костя, наверное… Он ведь тоже слышал те слова комиссара. Выжить – любой ценой. Чтобы победить – нужно выжить. Без всяких сантиментов и колебаний. Выжить. Выжить…

Достаточно просто сказать… Учитель не соврет, ему важно доказать себе, что он прав. И Грыше этому дебильному, и младшему уряднику, который сейчас не сводит взгляда с лиц лейтенантов… Нужна Учителю маленькая победа.

Севка ведь читал, как сотни и тысячи пленных красноармейцев и командиров записывались в армию к Власову, чтобы потом перейти к своим. И многие переходили. А Севке ведь немецкая проверка почти ничего не грозит. По документам они с Костей – обычные пехотные командиры. Самые обычные. Орден? У Власова их было несколько штук, даже Герои Советского Союза к немцам переходили, кажется… Так что примут, приветят. Кровью попытаются повязать. Согласиться, а потом… Евгений Афанасьевич прикроет, если что. Еще и какая-нибудь оперативная комбинация может выгореть. Выходит, что даже нужно переходить к казачкам. Немцы прибудут через день-два, за это время вполне можно будет успеть расстрелять десятка два красноармейцев. Или даже запытать до смерти.

Своими руками. Севку ведь и к этому готовили, его не стошнит при виде крови. Он сможет. Значит…

– Пошел ты в жопу, – сказал Севка и очень удивился.

Секунду назад он готов был просить пощады, а вот сказал совсем другое. И не чувствует огорчения. Сердце замерло разочарованно, а потом успокоилось. Решение принято – чего суетиться?

– Присоединяюсь к предыдущему оратору, – сказал Костя.

Грыша с шумом выдохнул, оказывается, он не дышал в ожидании. И похоже, выбор лейтенантов его полностью устраивает. Хотя и удивляет.

Младший урядник покачал головой и сел к столу. Налил в стакан самогона и залпом осушил.

– Уважаю, – с легким разочарованием произнес Учитель. – И даже не стану уговаривать. Я ведь вас правильно понял? Ваша фраза означала желание быть убитым? И даже способ казни вы не станете оговаривать?

– Мне повторить? – спросил Севка.

То, что руки связаны за спиной, – очень даже неплохо. Если они даже дрожать начнут (а они начнут, чего уж там), то видно не будет. Мелочь, конечно, но…

– Не нужно, вы были весьма конкретны. И если я прикажу содрать с вас кожу, то вы не станете причитать и проситься? Молча примете боль и смерть?

– Вряд ли, – вздохнул Костя.

– Что – вряд ли?

– Вряд ли получится без крика, – пояснил Костя. – Молча умереть я, пожалуй, не смогу… Сразу прошу прощения, но орать я буду от всей души. Не вижу причин сдерживаться.

– Теперь я присоединяюсь к предыдущему оратору, – сказал Севка.

Он прислушался к своим чувствам и с удивлением обнаружил, что почти не боится. Совсем не боится. Нет, от мысли, что вот через минуту с него могут начать сдирать кожу, в низу живота начинал тлеть огонек. Такой неприятный холодный огонек. Как в кресле стоматолога. Когда, казалось бы, еще есть возможность отказаться от лечения, просто сказать, что передумал, и выйти из кабинета. Но ты сидишь и смотришь затравленно на блестящую штуковину в руке врача, видишь, как она приближается к тебе, а ты даже зубы сжать не можешь…

А умереть он, выходит, не боялся.

Странно, подумал Севка.

– Значит… – Учитель сделал паузу, эту специфическую учительскую паузу, когда палец скользит по журналу, весь класс замер в ужасе, а преподаватель медленно тянет: «К доске пойдет… пойдет… пойдет…» – Значит, казнь…

– Расстрелять, – неожиданно произнес хриплым голосом дядя Яша.