– Да-да! Точно. Еще раз извините меня. Проходите скорей. Проходите, пожалуйста, в квартиру. Сашенька, ты такая красавица! Лука Никитич, вы бледно выглядите. Устали с дороги?! Да проходите, проходите! Я сейчас вас чаем напою! Вас, молодой человек, как зовут? – женщина сделала паузу, а дождавшись, когда я представился, сухо сказала: – Мне о вас ничего не известно.

Своими словами она четко и сразу отделила своих гостей от меня.

«Даже чаю дамочка не предложила. И взгляд у нее колючий. Впрочем, я свое дело сделал, можно и откланяться».

– Лука Никитич, я свое дело сделал, – обратился я к старику.

– Да, Саша. Большое спасибо, вы нам здорово помогли.

– Саша, ты еще придешь к нам?

Я пожал плечами, на что девочка лукаво, чисто по-женски, улыбнулась.

– Ну, пожалуйста.

– В кафе пойдем, пирожные кушать? – улыбнулся я ей в ответ.

– Да! И в синематограф! Хочу фильму с Чаплиным!

– Чаплин так Чаплин, – снова улыбнулся я. – Как устроюсь, зайду, если, конечно, у хозяев не будет возражений.

– Думаю, не будет, – с секундной заминкой и как-то неуверенно подтвердила женщина.

Откланявшись, я вышел на улицу. Понять, что сейчас произошло, было несложно. Эта женщина, принимающее звено, живет на квартире в ожидании, пока приедет наследница, чтобы затем передать ее по цепочке, в конце которой ее ждет свидание с родственниками за границей. Так что, если приду сюда через три-четыре дня, то, скорее всего, Сашеньки здесь уже не будет. Оглянулся по сторонам, так как забыл спросить, в каком направлении мне идти, а народу, как назло, не было на улице. Рабочий день, около трех часов дня, да и магазинов, похоже, здесь нет.

«Пойду обратно в сторону вокзала. Заберу вещи…» – дальше я не додумал, так из-за ближайшего угла мне навстречу, вывернули трое мальчишек-беспризорников, которые сейчас что-то энергично обсуждали, размахивая руками. Сделал жест рукой, подзывая. Заметили, насторожились и сразу замедлили шаг. Я неспешно пошел к ним.

– Не боись, босяки. Заработать хотите?

– Что надо делать? – спросил более крупный паренек в выгоревшей, некогда красной рубахе, на размер больше, и в замызганном картузе с наполовину оторванным козырьком. Старая выцветшая рубашка с закатанными рукавами была ему явно велика, как и штаны, которые он постоянно поддергивал, висели на нем, как на огородном чучеле. Близко подходить к ним не стал, остановился на расстоянии. Вонь, да еще живность всякую от них можно подхватить.

– Не знаете, может, кто комнату здесь сдает?

– Может, баба Зина, – как-то несмело сказал худенький паренек, на полголовы ниже своего приятеля, с бледным лицом и большими серыми глазами. Штаны и рубашка на нем были по размеру, но при этом сильно заношенные и грязные.

– Что за баба Зина? – спросил я его.

– Погоди, Васек. Сколько дашь, дядя? – не став отвечать на мой вопрос, в свою очередь требовательно спросил меня главарь.

– Ты что, парень, цыган? Это тот коня за глаза продает, нахваливает. Ты мне сначала квартиру представь, а тогда и цену обговаривай. Так тебе понятно?

– Чего ж не понять, только так дороже будет.

– Ты что, нэпман, так и хочешь лишнюю деньгу сшибить?

– Каждая работа своих денег стоит, – неожиданно наставительно выдал мне главарь.

– Ладно, деловой, называй цену. Потом скажешь, что под эти деньги ты мне предложишь? Не устроит – разбежимся.

– Три рубля? – В тоне паренька был как вопрос, так и требование.

– Рубль, без торга. Говори дальше.

– К тетке Марии сведу. У нее жиличка уже есть, но я сам слышал, как она говорила, что у нее есть комната на еще одного жильца с отдельным входом, – мальчишка посмотрел на меня, пытаясь понять, как я реагирую на его рекламу, но видно особой радости не нашел, пояснил: – Дело в том, что у ейного мужа была мастерская, пристроенная к дому. Когда он помер, она продала все, что в ней было, сделав еще одну комнату. Так что, дядя?