– Как так получилось, что я получил новую жизнь?

Некоторое время я пытался ответить сам себе на этот вопрос, но скоро понял, что мои мысленные изыскания не что иное, как гадание на кофейной гуще. В этот момент в комнату вошел фон Клюге и спросил:

– О чем задумались, поручик?

– Так, ни о чем.

Барон зевнул, сладко потянулся и сказал:

– Посплю, пока есть время. Вы не против, поручик?

– Отдыхайте, барон. Мне есть чем заняться.

Он многозначительно посмотрел на мешок и саквояж, после чего ехидно улыбнулся, затем снял сапоги, лег и сразу заснул. Сенька, как сразу сел, так и продолжал сидеть на стуле, глядя на меня тоскливыми глазами.

– Есть хочешь?

Тот не ответил, только помотал головой. Несмотря на издевки и саркастические улыбки барона, я как раз и собирался заняться инвентаризацией своих вещей, но перед этим мне нужно было сделать одно важное для себя дело. Пройдя в прихожую, я встал перед чуть потускневшим зеркалом в облезлой лакированной раме, висевшим на стене. Минут пятнадцать изучал лицо, которое хотя и носило следы побоев, но при этом было вполне симпатичным, потом снял рубаху, чтобы глянуть на тело, но поморщился от запаха своего нового тела, снова накинул рубашку и подошел к хозяйке, которая была на кухне.

– Как тут у вас насчет бани?

– Есть баня. Есть. Кстати, тут она недалеко, в Елизаветинском переулке.

– Отлично. Завтра мы ее прямо с утра обязательно навестим.

– Вадим Андреевич, вы там говорили насчет продуктов. Так как с ними?

– Я уже и забыл. Погодите, я сейчас принесу, и мы определимся с тем, что поставим на стол.

Принеся мешок, я стал выкладывать из него продукты, которые взял у Мирона. Хозяйка только глаза раскрывала все шире и шире, по мере того как я выкладывал всё на стол.

– О, боже! Окорок! Колбаса! У нас все стало так дорого, что теперь я могу только смотреть на них, не имея возможности купить! Представляете, медальный самовар, который мой покойный супруг получил за хорошую службу… – тут у вдовы сморщилось лицо и покатилась слезинка, которую она вытерла рукой. – Извините, ради бога. Так вот, намедни обменяла его на сало и муку. Как дальше жить буду, просто не представляю.

Тем временем я достал из мешка несколько коробок с папиросами и пару пачек табака.

– Это можно продать или обменять?

– Конечно. Конечно! – скорбь с лица вдовы мигом исчезла, судя по всему, сейчас она просчитывала комбинации с обменом. – Вы сами пойдете?

– Нет. Если вам нетрудно…

– Нет. Совсем нетрудно. Я знаю человека…

– Погодите, это еще не все. Что вы скажете насчет этих трех рулонов ткани?

– Вы их тоже хотите продать? – с явным волнением в голосе спросила хозяйка.

– Да. Что за них можно получить?

– Много чего. Хм. Может, какое-то желание особое у вас есть? – у хозяйки на лице появилось льстиво-приторное выражение.

– Там посмотрим. Что с нашим столом будем делать?

Хозяйка на какое-то время задумалась, потом сказала:

– Хотя время уже позднее, но курицу достану. Огурцы, зелень. Можно… еще жареной картошечки на сале приготовить, с лучком. Еще ваш окорок, колбаса. Стол, я вам скажу, очень даже неплохой получится по нынешним временам.

Когда хозяйка ушла, я задумался. В эту жизнь я еще не вписался, так как нет более четкой и развернутой информации, но в целом неплохо получилось. Денег нет, зато есть вещи для обмена, так что с едой у нас проблем не будет. Вон хозяйка сказала, что сейчас особо ценятся у крестьян швейные иголки и шпульки ниток, а из бакалеи – сахар и чай. То и другое у меня было.

«Теперь эта девушка. Таня. Беклемишев бросил ее в Москве, а потом хотел к ней вернуться. Не она ли нужная мне цель? Найти, спасти. Что в ней такого особенного? Если дело обстоит так, то мне сейчас нужен поезд на Москву. Опять неопределенность. Ну как можно решать задачу, не имея исходных данных?»