Стоя на не твердых ногах и заряжая пустой барабан, надо мной нависал первый раненый бандит, прижимающий локоть к глубокой ране на боку.

– Брандт, ты же знаешь, каково это – быть угнетенным и каково это – испытывать поражения на каждом шагу, – срываясь на крик и прицеливаясь, говорил мужчина. – Почему ты не хочешь работать с синдикатами? Почему до сих пор борешься с нами?

– Потому что больше некому! – сквозь ветер взревел я, всадив в него все пули из револьвера.

Успев нажать на спусковой крючок кольта, бандит замертво упал на крышу и умер в страшных судорогах.

Я кое-как встал, отхаркнул кровью, собрал зонт, спустился в тамбур, зажимая нос платком, и, не доходя до середины коридора вагона, обратил внимание на солнечный свет в окнах, ставший слишком ярким.

Подурнело. Стук от колес поезда сменился нарастающим плотным гулом, ноги начали заплетаться. Чтобы не упасть, я вцепился рукой с окровавленным платком в спинку ближайшего сидения, чем потревожил пассажиров.

– Сэр, все хорошо? – поинтересовалась женщина в возрасте, чьи черты лица расплывались.

Я не смог ей ответить и, покачиваясь, едва стоял с широко открытыми глазами, как у сумасшедшего, пугаясь сгущающейся темноты перед собой.

– Боже! – глухо произнес какой-то мужчина. – Он же весь в крови!

Я только и успел, что поглядеть на левую руку, держащую зонт, по которому из-под пальто текла струйка темной крови, после чего потерял сознание.

– Помогите его поднять! – отдаленно послышался Бенедикт сквозь отступающий шум в ушах. – Живее!

– Полностью раздевать не будем? – отозвался знакомый голос человека, держащего мои ноги.

– Сажайте в ванну прямо в брюках. И-и-и раз, и-и-и два! Тяжелый гад!

– Где лед?

– А! Сейчас, сейчас. Эдмунд! Где вас носит? – воскликнул мистер Мур. – Вы хотите, чтобы этот мерзавец умер? Лорд Олсуфьев нам всем головы оторвет! И мне в первую очередь!

Обливаясь холодным потом, я приглушенно слушал, о чем они говорили, чувствовал пульсацию чуть выше сердца, но почему-то не мог пошевелиться и открыть глаза.

– Всем известно – ничто не вечно, кроме мистера Брандта, – произнес мужчина, помогающий Бенедикту. – Сейчас я попробую привести его в сознание, а вы пока сыпьте лед.

Мое тело свело судорогой и мгновенно обледенело, словно меня перенесли в самые холодные и отдаленные места нашего мира, похоронив в толще снега без одежды, а голова тошнотворно заболела, как будто я разом положил в рот целое мороженое.

Мужчина сделал толстой иглой внутривенный укол.

Тут же, резко набрав полную грудь воздуха, я подскочил в ванной, крепко вцепившись в бортики по бокам, и диким взглядом смотрел то на обеспокоенного Бенедикта с железным глубоким тазом в руках, то на низкого мужчину, который разворачивал бинт.

– С возвращением, Итан, – сказал джентльмен. – Лягте полностью в ванну, пожалуйста, а локти положите на ее края.

Спасшим меня человеком был немец Джонатан Грейс. Он являлся практикующим врачом в частной клинике и по совместительству другом и соседом мистера Мура, который не один раз помогал ему искать психиатров для Эбигейл.

– Что с мисс Дю Пьен? – спросил я, неровно дыша и трясясь, пока врач перевязывал место укола. – Где Клаудия?

– Я же отвечал уже тысячу раз. Хотя откуда вам помнить, ведь вы всю дорогу то приходили в сознание, то теряли его снова, – ответил мистер Грейс, поправляя сползшие очки. – Вы были одни, когда моя жена и я обнаружили ваше бездыханное тело в вагоне. Мы оказали вам первую помощь и привезли к мистеру Муру. Я знал, что у него всегда имеется лед, а в моем доме были нужные лекарства.