Однако крестовый поход против него зачах на корню. В феврале 1807 г. Беннигсен потерял 25 000 чел. в кровопролитной битве при Эйлау, а в июне потерпел сокрушительное поражение от Наполеона под Фридландом. Александр оказался перед неминуемым выбором. Он мог либо отступить и попытаться перегруппироваться, что означало открыть противнику путь на территорию империи, или же договориться с Наполеоном. Армия не получала жалования, солдат плохо кормили, а толковых офицеров не хватало, к тому же земли, которые пришлось бы уступить неприятелю, всего-то каких-нибудь десять лет назад принадлежали Польше, а потому в них, как следовало ожидать, французы нашли бы немало доброхотов.
24 июня 1807 г. Александр отправил генерала Лобанова-Ростовского в ставку Наполеона в Тильзите на реке Неман с личным посланием, где говорилось о готовности царя не только подписать мир, но и составить альянс с Бонапартом. «Совершенно новая система должна заменить ту, которая существовала до сегодняшнего дня, и я льщу себе тем, что мы легко найдем понимание с императором Наполеоном, при условии того, что встретимся без посредников», – писал Александр{28}.
Переговоры стартовали на следующий день. На плоту, расположенном посреди Немана, воздвигли шатер. Александр облачился в самый роскошный мундир, твердо намереваясь сразить Наполеона шармом и вытащить себя из отчаянного затруднения, в котором очутился. Со своей стороны Наполеон стремился улестить Александра, чтобы подвигнуть того раз и навсегда порвать узы коалиции, в результате чего Франция получила бы ценную фигуру в шахматной партии с Британией.
Пусть Александр и обладал изрядной привлекательностью, однако Наполеон куда лучше умел манипулировать людьми. Он бесстыдно заискивал перед Александром, обращался с ним, как с равным. К тому же император французов не преминул вбить клин между русским царем и его прусским союзником. Фридриха-Вильгельма III на плот не пустили, и в день открытия переговоров король Пруссии наблюдал за происходящим с русского берега реки, а в один момент, словно бы надеясь услышать разговор, даже двинулся вперед и вошел в воду так, что коню его было по грудь. На следующий день Наполеон смягчился и позволил Александру представить ему Фридриха-Вильгельма, однако говорил с ним с сухой краткостью и не пригласил на торжественный обед в честь царя тем вечером. Император французов то и дело напоминал Александру, что вообще оставил жалкого короля на троне лишь из уважения к нему, русскому государю. Какой бы шок и боль ни испытывал Александр из-за столь оскорбительного поведения Наполеона в отношении такого же наследственного брата-монарха, царь все же дал убаюкать себя тем фактом, что его-то Наполеон ставит на одну ступеньку с собой.
В то время как министры иностранных дел обоих государств занимались выработкой условий и подготовкой самого соглашения, Наполеон и Александр принимали парады, отправлялись погулять, отъезжали куда-нибудь в каретах или верхом. После ужина они сидели рядом и беседовали далеко за полночь. Наполеон позволял себе обронить странноватые замечания по поводу того, что-де граница России должна пролегать по Висле, говорил о возможности совместно отхватить куски от Турции, о том, как они вдвоем будут разрешать стоящие перед Европой трудности. Император французов изъявлял благоволение мечтам Александра о преобразовании мира. Он разворачивал карты Европы и Азии, и оба государя делились мыслями о том, как они общими усилиями победят зло за счет глобальной перекройки территорий. Наполеон рассказал августейшему собеседнику о своих достижениях в деле переустройства Франции, намекая Александру на наличие и у него возможности осуществить высокие замыслы, что означало: все самобичевание, которому подвергал он себя перед лицом своих учителей, наконец-то окупится и отольется в некие великие деяния