В обеденном зале постоялого двора, если его позволено так называть, происходило нечто странное. В середине комнаты выгорожена посыпанная песком круглая площадка. К ней подходили и подходили люди с улицы, так что в конце концов площадку окружили так, что стало невозможно разглядеть, что там происходит. У некоторых в руках были большие клетки. Нам принесли вареное мясо и хлеб. Мы быстро поели, оглядываясь и пытаясь сообразить, что к чему. Тем временем то в одном, то в другом конце комнаты возникало оживленное движение, слышался звон монет. Люди отходили, сжимая в руке крошечные билетики, и проталкивались к площадке. Мы тоже подошли поближе. Не встав на цыпочки, разглядеть происходящее было невозможно.

На арену вынесли двух петухов. Их подтащили друг к другу намного ближе, чем они сами того хотели, – это было понятно, потому что красивые птицы отчаянно отбивались. Но деваться некуда, и петухи принялись, хлопая крыльями, наскакивать друг на друга. Я разглядел показавшуюся мне отвратительной подробность: к их шпорам нитками примотаны маленькие тускло поблескивающие лезвия. Буквально через минуту одному из петухов удалось распотрошить брюшко соперника так, что начали вываливаться внутренности. Побежденный, судорожно дергая лапами, упал на спину, а поставившие на победителя побежали получать выигрыш. На площадке появилась следующая пара, и так продолжалось довольно долго. По обе стороны входной калитки росли сугробы мертвых птиц.

В помещении стало очень тесно. Пробраться к выходу не было никакой возможности, так что мы предпочли стоять на месте и вскоре стали свидетелями нарастающей ссоры. Какой-то дядька, выпивший, очевидно, куда больше, чем позволял его организм, требовал назад деньги от букмекера, давшего ему неправильный совет. За обманщика заступился здоровенный детина, наверняка состоящий у жуликоватого букмекера в охранниках. Он был тоже изрядно пьян, но размеры его были таковы, что не оставляли сопернику никаких шансов. Скандалист получил несколько здоровенных затрещин, но не успокоился. Он вытащил из-за голенища нож, бросился на обидчика и полоснул. Очевидно, рана была не особенно серьезной, но гигант пришел в ярость. Для начала он ударил противника ногой в пах, затем последовал удар кулаком в висок, а когда тот, оглушенный, свалился на пол, сел на него верхом и продолжал молотить по физиономии.

Полюбовавшись зрелищем, работодатель хлопнул детину по плечу – видимо, посчитал, что достаточно. Тот неохотно поднялся и ушел – должно быть, перевязать рану. Толпа неохотно расступилась – береженого Бог бережет. Только когда победитель встал, мы увидели лицо избитого – оно было неузнаваемо. Челюсть вывихнута, вместо глаз – кровавые лужи, нос – бесформенный комок с торчащими осколками кости. Дэвис протолкался к избитому, прислушался к неровному, булькающему дыханию и пожал плечами. После чего бросил на окружающих многозначительный взгляд. Те как по команде отвернулись, а он, не торопясь, закрыл широкой ладонью рот и нос. Несчастный начал было дергаться, но Дэвис терпеливо ждал, пока жертва не перестала сучить пятками по полу.

– Добро пожаловать в Бартелеми, ребятки, – Дэвис внимательно глянул на нас и неожиданно подмигнул. Его помощники взвалили труп на петушиные тушки. – Понравилось представление? Имейте в виду: каждую вторую неделю собачьи бои, а каждую третью – негритянские.

Наконец нам удалось протолкаться к выходу. Последнее, что мы заметили, – один из слуг Дэвиса кончиком ножа выкорчевывал изо рта покойника золотой зуб.