лишь счет оплачен, новый принесла

судьба моя, ломая то и дело

но о тебе, мой друг, я только вспомню

и новым смыслом жизнь свою наполню…

Thy bosom is endeared with all hearts,

Which I by lacking have supposed dead,

And there reigns love and all love’s loving parts,

And all those friends which I thought buried.

How many a holy and obsequious tear

Hath dear religious love stol’n from mine eye

As interest of the dead, which now appear

But things removed that hidden in thee lie!

Thou art the grave where buried love doth live,

Hung with the trophies of my lovers gone,

Who all their parts of me to thee did give;

That due of many now is thine alone:

Their images I loved I view in thee,

And thou, all they, hast all the all of me.

в твоей груди забьются все сердца

друзей моих, которых не найду,

чей путь земной уж пройден до конца,

соединит их сердце, что люблю

как я страдал и сколько слёз пролИл

над исчезающими в смерти черной мгле,

но не найти мне их среди могил,

они остались и живут в тебе!

друзья ушли, ты лучшее собрал,

их свет и стать, прекрасные черты

хранишь как книгу, чтобы прочитал

один лишь я заветные листы

их образы кружили предо мной,

не знаю чей я, образов иль твой…

If thou survive my well-contented day,

When that churl Death my bones with dust shall cover,

And shalt by fortune once more re-survey

These poor rude lines of thy deceased lover,

Compare them with the bettering of the time,

And though they be outstripp’d by every pen,

Reserve them for my love, not for their rhyme,

Exceeded by the height of happier men.

O, then vouchsafe me but this loving thought:

«Had my friend’s Muse grown with this growing age,

A dearer birth than this his love had brought,

To march in ranks of better equipage:

But since he died and poets better prove,

Theirs for their style I’ll read, his for his love.»

коль я умру, а жить остался ты,

мой прах судьба уносит в глубь веков,

случайный взгляд вдруг бросишь на листы

таких простых, бесхитростных стихов

сравнишь мой труд со строками других,

которые изящней, но молю

я об одном, мой друг, их сохрани,

не за стихи, за то что я люблю!

прочти их вновь, и мысли улыбнись,

(я так хочу, чтоб думал ты об этом)

представь: моя не оборвалась жизнь,

быть может, лучшим стал среди поэтов?

но вот я мёртв, и это всё же грустно,

ты гениев цени, меня ж люби за чувство…

Full many a glorious morning have I seen

Flatter the mountain-tops with sovereign eye,

Kissing with golden face the meadows green,

Gilding pale streams with heavenly alchemy;

Anon permit the basest clouds to ride

With ugly rack on his celestial face,

And from the forlorn world his visage hide,

Stealing unseen to west with this disgrace:

Even so my sun one early morn did shine

With all triumphant splendor on my brow;

But out, alack! he was but one hour mine;

The region cloud hath mask’d him from me now.

Yet him for this my love no whit disdaineth;

Suns of the world may stain when heaven’s sun staineth.

волшебным утром солнце в небесах

златым лучом покроет пики гор,

лугов прольётся жёлтая краса,

алхимикам пример всем и укор

но налетевшим тучам чистоту

украсть у неба разрешит природа,

божественную эту красоту

несёт светило к времени захода

ты моё солнце! в жизни есть лишь час,

в который мне дана твоя улыбка,

потом судьба, как туча, спрячет нас

от счастья робкого и от надежды зыбкой

в любви земной всё сложно, непонятно,

на Солнце, как и в жизни нашей, пятна…

Why didst thou promise such a beauteous day,

And make me travel forth without my cloak,

To let base clouds o’ertake me in my way,