Наконец, безымянный прапор вспомнил обо мне, посоветовал сходить в сортир и скомандовал шагать внутрь самолета.

Странно, я всё еще был один. Никто со мной не летит? Что за силы провернули шестеренки военного ведомства, что меня так оперативно передают с рук на руки? Никаких ночевок на сборном пункте в ожидании «покупателя», неспешной езды и бесконечной скуки, после которой приезд в часть кажется праздником?

Но скучал я недолго – ко мне присоединилась компания из трех связистов: двух летех и одного старлея. Только от этих ребят я и узнал, что летим мы в Ташкент, но аэродром, как пошутил один из них, останется тем же – имени Чкалова.

Не надо быть особо сообразительным, чтобы не протянуть дальше линию от Москвы до столицы Узбекистана. Вряд ли меня сюда так оперативно загрузили для того, чтобы доставить в госпиталь Туркестанского округа, наверное, самый большой в Союзе сейчас.

Летели часов пять, не больше. Я включился в воинскую службу, хотя меня еще не обеспечили формой, и тупо дрых почти все время. Включаться в переполненный огненным армейским юмором разговор своих попутчиков не очень хотелось.

А в Ташкенте я понял, что такое жара. Это вам не легкое размягчение московского асфальта со слабенькой дымкой. Это был натуральный удар. Будто одетый зашел в сауну. Мне понравилось. Особенно когда организм попытался бороться с этим явлением путем выделения пота. Охладиться не получилось, но зато рубашку и брюки можно было спокойно выкручивать.

Специалисты по связям армейских подразделений между собой оказались парнями тертыми и поели еще в полете. И меня тоже угостили, приговаривая, что в тушенке главное не вкус, а набитое брюхо. За что им большое спасибо, кстати. Потому что и в Ташкенте меня кормить никто не собирался. Родина беспокоится только о тех своих бойцах, которые поставлены на довольствие. А у кого продаттестата нет, тот может спокойно питаться праной. Или космическими лучами, кому что больше по вкусу.

Следующий самолет тоже был АН, только поменьше номером. Всего лишь двенадцатым. Зато по размерам больше двадцать шестого, на котором я сюда прилетел, больше раза в два. Наконец-то решили, что я уже никуда не денусь, и отдали мне пакет с документами. Ничего интересного, кроме командировочного предписания. А в нем… Кандагар. Отдельная медицинская рота. Родина подготовила мне путешествие за границу, причем с разнообразными, интересными экскурсиями.

Какая же сука так постаралась? Чазов? Вряд ли. Может, Щелоков? Этот в состоянии: пара звонков, добро пожаловать на передок. Вот тут меня и накрыла какая-то жестокая безнадега. То самое чувство, когда ты понимаешь, что поток тебя несет, выбраться не можешь, и остается только наблюдать за происходящим. И все твои задумки, мечты рухнули как подпорки из спичек. До этого момента я воспринимал всю эту историю как кино про себя. Или затянувшийся сон, который никак не может кончиться и наполняется всё новыми и новыми бестолковыми подробностями. Сколько я сидел, тупо уставившись на обычный бланк, отпечатанный на дешевой сероватой бумаге с торчащей в правом верхнем углу щепочкой – не знаю. Но чувствовал себя, мягко говоря, хреново.

Пассажиров кроме меня, всего один нашелся. Подошел, познакомились. Он и рассказал, как ходят, как сдают. Оказался летуном, с такого же самолета. По имени Юра. Экипаж, те в сторонке, между собой трындят, анекдоты точат да подкалывают друг друга. Нас к себе не звали. Но мой попутчик и без них объяснил политику партии. Самолет сейчас догружали всякой взрывающейся фигней, а нас так, незначительным бонусом. Лёту здесь всего ничего – два часа и на месте.