— Сейчас, Грета, сейчас… Только папочку твоего растолкаю.

Эта собака действительно мне как дочка. От Игоря. Зря папочка от нее отказался. Профукал пятнадцать лет счастья!

Что-то я раньше него проснулась — старость? Или… Который вообще час? Грета рано не встает. Ее труднее вытянуть с подстилки, чем ребенка в школу! Ну, по словам родителей — у меня-то детей нет, кроме Греты, но она уже старушка…

— Игорь, девятый час! — ахнула я, дотянувшись до лежащего на полу телефона.

Своего. Его лежал в кармане висящего на спинке стула пиджака.

Он не подскочил — даже глаз не открыл, хоть и заворочался. Я наклонилась к нему и…

— Игорь?

Опустила ладонь ему на лоб. Ну понятно, чего мне подле него было этой ночью так тепло!

— Игорь! — я затрясла его за плечи. — У тебя температура!

Не просыпается! Помирать тут собрался? Ведь всем известно, что от насморка и до кончины краток путь у любого мужчины.

Это он придумал, чтобы остаться у меня, да?

3. 2."Счастье!"

— Не понимаешь, что мне болеть нельзя? Я же половину микрорайона в парикмахерской перезаражаю…

— Да я ж не возражаю, чтобы ты никуда не ходила, — скривился Игорь от слов или от таблетки, не разберешь. — Раз боишься, отменяй всех клиентов. Я заплачу неустойку в твердой валюте. Ну что ты так на меня смотришь? Я что, специально? Да я сто лет не болел. И, знаешь, счастье, что заболел в твоей постели…

— О, да, счастье!

— Дома за мной некому ухаживать.

— Вызвал бы медсестру на дом!

— Я парикмахера на дом предпочитаю…

Нахал! И вот какого черта я согласилась на этого клиента? Пятнадцать лет стригу ему голову, а он мне все эти годы голову морочит… Нет, жениться никогда не обещал. Но в душе я, кажется, так и останусь его вечной невестой. Вот не идет он у меня из головы… Всех легко под зад ногой выставляю, а этого не могу… Или не хочу… Или хочу только его. А он хочет не только меня, а меня — слишком редко… Для меня! Но вот уже два года другого мужика у меня нет. И, кажется, уже не будет.

— Пей лекарство! Я не собираюсь устраивать у себя лазарет. Пойдешь на поправку, пинком под зад и домой!

Ну хоть словами это скажу.

— Тогда я лучше помру… У тебя. Не хочу домой. Там мне некому стакан воды подать… — и он скорчил рожу милого песика.

Да как с этим придурком серьезные мужики бизнес делают! Вот будь я мужиком, дел бы с ним никаких не имела. И будь я женщиной, нормальной, взрослой — держалась бы от него подальше. Но с ним я не сумела повзрослеть. Со всеми другими — великовозрастная стерва, а с ним — милая кошечка. Нет, рыжая лиса. Я же не признаюсь ему в любви. Вот еще… Хватит того, что говорю, что люблю, что он делает со мной в постели.

— Малина, ну улыбнись ты. Ну не конец света. Всего тридцать восемь…

— Тридцать девять! Тебе тридцать девять лет, а ты такой балбес!

— Да чем я балбес-то? Ну, Малина… Я же не специально тебе всю малину испортил. Кстати, а малиновое варенье при простуде не дают разве?

— Нет у меня варенья!

А, может, и есть… Вырвала у него из горячих рук пустой стакан и пошла на кухню. Посмотрела на стеклянную литровую банку со свежей настойкой из гвоздики. По-хорошему должна до вечера стоять. Но до вечера я еще заболеть успею. Процедила себе половину стакана. Пошла в ванную полоскать горло. Приму еще таблетку. Полезла за ней в шкафчик на кухне и наткнулась на банку. Ну да, с вареньем, малиновым. Домашнее. С дачи. Мамино! Знала бы, для кого его варила! Убила б… Или яду подсыпала. Крысиного. Для любимого Игорька.

Открыла банку, сунула в нее ложку, вручила умирающему… по варенью.

— Сожрешь всю банку, сдохнешь… Понял?