Работу над «Картами смысла» также подстегивало осознание, что мы больше не можем позволить себе конфликт, по крайней мере конфликт такого запредельного уровня, как в XX столетии. Наши технологии разрушения стали слишком мощными. Возможные последствия войны в прямом смысле слова апокалиптичны. Но мы не можем и попросту оставить наши системы ценностей, наши убеждения, наши культуры. Я месяцами бился над этими проблемами, которые, кажется, не имеют решения. Существует ли некий третий путь, третья возможность, которую я упускаю?
Однажды ночью мне приснилось, что я подвешен в воздухе, цепляюсь за люстру высоко-высоко над полом, прямо под куполом огромного собора. Люди внизу казались такими далекими и маленькими. Между мной и стенами было огромное пространство, и между мной и шпилем собора тоже.
Я научился обращать внимание на сны, не в последнюю очередь благодаря своей подготовке клинического психолога. Сны проливают свет на области, покрытые туманом, куда разум еще не добрался. Я также довольно много изучал христианство – больше, чем прочие религиозные традиции, хотя я все время пытаюсь преодолеть этот перекос.
Как и другие, я вынужден исходить в первую очередь из того, что знаю. Я знаю, что соборы строили в форме креста, и что точка под куполом была его центром. Я знаю, что крест, вместе с тем, был точкой величайшего страдания, точкой смерти и трансформации, символическим центром мира. Это не то место, где мне хотелось быть. Мне удалось спуститься с высоты, с символического неба, обратно к безопасной, знакомой и безымянной земле. Не знаю как. Затем, все еще во сне, я вернулся в свою спальню, на свою кровать и постарался снова погрузиться в сон и умиротворенность бессознательного. Когда я расслабился, то смог почувствовать, что мое тело переместилось. Сильнейший ветер сдувал меня с места, готовый перенести обратно в собор, снова поместить в самый центр. Выхода не было. Это был настоящий кошмар.
Я заставил себя проснуться. Занавески за моей спиной раздувались над подушками. Наполовину спящий, я посмотрел в изножье кровати. Я увидел огромные кафедральные двери, встряхнулся, полностью проснулся, и они пропали.
Мой сон поместил меня в самый центр Бытия, и выхода не было. Мне потребовались месяцы, чтобы понять, что это значило. За это время я пришел к более полному личному осознанию того, на чем постоянно настаивают великие истории прошлого: в центре – личность. Центр обозначен крестом, крест отмечает точку. Существование на кресте – это страдание и трансформация, и этот факт, в первую очередь, необходимо добровольно принять. Можно преодолеть рабскую приверженность группе и ее доктринам и одновременно избежать ловушек противоположной крайности, нигилизма. Можно вместо этого найти достаточное значение в индивидуальном сознании и опыте.
Как же, с одной стороны, освободить мир от ужасной дилеммы конфликта и, с другой стороны, – от психологического и социального распада? Ответ был таков: через возвышение и развитие личности и через готовность каждого взять на себя бремя Бытия и вступить на героический путь. Мы, каждый из нас, должны взять на себя столько ответственности, сколько позволяют частная жизнь, общество и мир. Мы, каждый из нас, должны говорить правду, исправлять то, что пришло в негодность, ломать и заново отстраивать то, что устарело. Это требует многого. Это требует всего. Но альтернатива – ужас авторитарных убеждений, хаос разрушенного государства, трагическая катастрофа необузданного мира природы, экзистенциальный страх и слабость бесцельного человека – очевидно хуже.