).

Да, согласен, Катенька. А там – это где?

Екатерина.

Вы что, забыли? В Малой столовой. Сегодня годовщина театра. Ну Блок! Даже от вас такого разгильдяйства трудно ожидать.

Автор.

Да-да, Катенька. Нет, я не забыл. Просто вот помер как-то не вовремя. Но теперь уже всё хорошо. Я уже иду. Бегу.

Вылезает из гроба.

Екатерина.

А Вы, Блок, теперь вампир? Вы не отбрасываете тени? Дайте я посмотрю сзади.

Автор.

На тень надо смотреть спереди, она упадает назад.

Екатерина.

А я сзади, чтобы падала вперёд. Так ведь тоже годится.

Автор.

Что Вы, что Вы. Ни капельки не вампир. Ни капельки крови не вампир. А тени не отбрасываю, да. В этом городе так мало света, зачем ещё одна тень?

Доктор Розенберг.

Александр Алексанрович, Вы на том свете помнили мои предписания?

Автор.

О, Доктор, это вы. Здравствуйте. Помнил, ясное дело. У меня всегда ощущалась отличная память. А теперь вот ещё прояснилась, просветлилась даже. Конечно. Я не должен пахнуть как человек.

Доктор Розенберг.

Вы не должны были пробовать пищу мёртвых, вредную для живых. Гамбургеры, например.

Автор.

Вот это точно не помню, хоть убейте. Я знаю, что у живых нынче не остаётся никакой пищи. Кажется, её запретили. Особенно европейскую, из мяса и крови. Но я точно не садился и не смотрел никому в глаза, как Вы и велели.

Доктор Розенберг.

Вы ни с кем не здоровались за руку?

Автор.

Нет, что вы. Там это не аристократично. Я кланялся. Раскланивался.

Доктор Розенберг.

Тогда, представляется мне, вы добрались до дома.

Автор.

Это театр. Сюда добраться я и хотел.

Екатерина.

А третьего дня хотели напиться водки. Там у нас как раз много водки.

Автор.

Хотел. Хочу и нынче. Я всегда к этому стремился. Недаром женился на дочери изобретателя водки. Это же было бессознательное, как по Фрейду. Из-за чего бы я ещё сошёлся с дамой, с которой совсем ничего не хотел. Но водка ангельски хороша, если только перемежать коньяком, а потом ещё, под занавес – немного белого.

Екатерина.

Там и коньяк, и вино. Дерьмовое всё, но есть. Сегодня же годовщина. Там театр. Там есть и занавес. Идёмте, Блок, идёмте скорее. Люди ждут.

Уводит Автора за руку.

Автор. Голос их хора. Вагнер. Тьма. Другой. Пётр. Андрей. Прекрасная Дама. Доктор Розенберг. Иван. Екатерина. Хор.

Автор.

Голос из хора.

Тьма.

Пустой гроб и обледеневший крест, свисающий с потолка.

Другой.

Ну, как банкет, дорогой вурдалак? Уже всё?

Автор.

Вампиры и вурдалаки – совсем разные люди. Я думал, вы умеете в том разбираться.

Другой.

Раньше разбирался, потом наскучило. Нынче все пьют кровь, а по какой технологии – пусть изучают другие, кому интересно.

Автор.

С банкета отвалил. Нельзя слишком много пить. К тому же скоро светает. А водка была плохая, разбавленная. Как память моя сегодня. Коньяк молдавский. Или румынский, как верней говорить? Пойло. До него и не дошло. Катенька была права. Пошёл оттуда, вот, Вас увидел.

Другой.

Вы боитесь загореться при свете? При нынешних-то перебоях с электричеством было бы полезное дело. Уже ведь и свечи кончаются, вот в чём вопрос. И спичек почти не осталось.

Автор.

А зажигалки? Их разве отменили, пока меня не было?

Другой.

Для зажигалок нет бензина. Или есть, но слишком дорогой. Белорусский.

Автор.

Белорусский – это не наш?

Другой.

Уже нет.

Автор.

А сгореть-то я не боюсь. Я боюсь огня революции.

Другой.

Вы всегда были эталонным пошляком. По вашим текстам, Блок, можно в университетах читать курс общей и специальной теории пошлости. Какой ещё огонь революции? Он не разгорается от всякого вашего дерьма. Нужно хоть какое-то качественное топливо, а его нет.