– Так вы говорите, что за рулем моей машины сидел мужчина? – этим вопросом Кораблев встретил подруг прямо у порога. – Вы не ошибаетесь?

– Нет, точно мужчина, – заверила его Мариша и на всякий случай добавила: – Молодой.

Кораблев явственно заскрипел своими превосходными зубами и сжал кулаки.

– Вот дрянь! – прохрипел он, а на его лбу вздулась жила. – Потаскуха!

– Что? – слегка оторопели подруги, отступив от покрасневшего от злости мужика. – Кто?

– Анна! – взревел художник. – Это я ей сегодня машину дал! Как она меня умоляла! Клялась, что будет с ней обращаться бережней, чем с собственным младенцем, если бы он у нее был. Что за дрянь! Хахаля своего за руль пустила. В мою машину чужого мужика!

И художник заметался по квартире. Перегородок в мансарде по каким-то причинам не было, поэтому простора у Кораблева для выхода его злости оказалось предостаточно. Пробежавшись пару раз взад и вперед, Кораблев слегка запыхался и успокоился. Он плеснул себе «Кисловодской» воды из бутылки и жадно отхлебнул. Водичка окончательно остудила его пыл. И подруги с облегчением заметили, что краснота, покрывающая лицо и шею художника, пошла на убыль.

– Может быть, расскажете все по порядку? – предложила ему Юля. – Судя по всему, вы не знаете мужчину, который врезался сегодня в машину моей подруги?

– Откуда мне знать всех хахалей этой путаны? – раздраженно произнес Кораблев. – Я за ней не слежу!

И, плюхнувшись на диван, он принялся говорить. Ему уже немало лет. И в своей жизни он достиг вершин материального благополучия, во всяком случае, насколько это возможно для человека его творческой профессии у нас в стране. Художник считал, что своему успеху он был обязан, помимо таланта, еще и удачей. После того как он по совету своего друга имиджмейкера отрастил роскошные волосы и бороду, его внешность стала привлекать к нему скучающих богатеньких дамочек, которые охотно выкладывали за портреты, написанные «самим Кораблевым», крупные суммы. Мода на него росла как снежный ком. Таким образом Кораблев, не прикладывая особых усилий, что называется, «попал в струю». Теперь от него ничего уже и не требовалось, кроме как заламывать бешеные суммы за свою работу, соответствовать своему образу и писать женщин, их дочек, тетушек и домашних любимцев. А животные выходили у Кораблева просто великолепно, становясь неуловимо чем-то похожими на своих хозяев.

Но вот в личной жизни Кораблеву по какой-то таинственной причине не везло. То есть женщины были, и очень даже много. Но ни одна из них не пожелала стать его постоянной спутницей. Они приходили и уходили. Потом снова приходили, чтобы в очередной раз уйти. Ни одна не задерживалась в его доме дольше суток. При этом женщины испытывали к Кораблеву искреннюю симпатию, и он платил им тем же. Даже охотно остановился бы в своем выборе на любой из своих подруг. Но чем упорней он им предлагал руку и сердце, тем активней они сопротивлялись.

И вот парадокс! Многие мужчины мечтали бы о такой ситуации, когда толпа женщин наперебой предлагает необременительные отношения, даже не заикаясь о загсе. Но Кораблев-то мечтал о другом. О тихих семейных вечерах и, как ни странно, о собственных детях. Но, по иронии судьбы, ему попадались лишь самые ярые противницы официальных уз. Помучившись до сорока лет, но так и не создав семьи, Кораблев смирился. И стал принимать своих женщин такими, какие они есть.

– Анна – одна из моих студенток, – сказал он. – Способная девочка. Но малость без царя в голове. И как ей удалось меня убедить дать ей мой «Мерседес», уму непостижимо! Хотя я не предполагал, что она пустит за руль какого-то типа. И что, вы говорите, он был симпатичный?