Улыбка пропала мгновенно, и глаза сверкнули яростью.

– Если ты всегда настолько дерзкая, я не пойму, как до сих пор у тебя есть язык. Унести подарки? Это оскорбит Аднана. Это унизит его в глазах его людей. Ты в своем уме, женщина, или твои мозги расплавились в пустыне? Никогда не видел таких строптивых. Лет пятьдесят назад ты б получила за это десять плетей.

– Я бы не удивилась, если бы получила их и сейчас. Думаешь, для меня это важно? Все вот это, – я обвела рукой комнату, – золотая клетка, я здесь не по доброй воле, я не одна из женщин твоего Господина, я рабыня, я вещь, я насильно взятая в плен. Я мечтаю лишь сбежать отсюда и сбегу рано или поздно!

На него моя речь не произвела ни малейшего впечатления. Он просто пожал плечами, подошел к столу и налил из хрустального графина воду в стакан. Сделал несколько глотков и поставил на место.

– Вот и считай, что тебе несказанно повезло. Других, таких как ты, давно отымели во все отверстия и бросили подыхать в борделях Каира, или продали в бедуинские деревни на всеобщее пользование. А ты смеешь еще быть недовольной? А насчет побега… ты знаешь, к чему приравнивается побег у нас? И что тебя за это ждет, знаешь?

– Знаю. И до сих пор не верю, что попала к варварам, где о человечности никогда не слышали и где царят первобытные обычаи! Где несчастных женщин забивают насмерть… так не поступают даже с животными.

Рамиль пристально на меня посмотрел:

– Что ты знаешь о нас, девочка? Как ты можешь судить о нем только с высоты своего узкого мирка, за рамки которого ты никогда не выходила. Хочешь, я расскажу тебе – кто ты? Я ведь таких сотнями перевидел, если не тысячами. Ты заурядная серая мышь среди своих, твоя семья с трудом сводила концы с концами. Лучшее, что тебя ждало, это свадьба с каким-то никчемным неудачником вроде тебя, не умеющим зарабатывать деньги так же, как и твоя семья. И не спорь, ты бы выбрала тот же тип. Это элементарная психология. Ты нарожала бы детей, он бы в лучшем случае пил по выходным, а худшем – колотил бы тебя и не просыхал от водки, или валялся на диване с отросшим брюхом, пока ты вкалываешь. К старости у тебя б не было даже на кусок хлеба.

– Это ты судишь о нас с высоты твоего узкого жестокого мирка. Наши женщины свободны, а мужчины уважают их чувства и решения… и не бьют их камнями, не насилуют, не покупают!

– Ну да, у вас ведь нет проституции… а кто тебя продал Аднану? Разве это был араб? Женщин наказывают за измену, за разврат и мерзости.

– Наказывайте мужчин, а не женщин. Они слишком слабы…

– А слабость женщины оправдывает то, что она раздвигает ноги перед другим мужчиной, позоря своего мужа.

– Который потом жестоко мстит за свою несостоятельность. Женщина не станет изменять просто так. Возможно, мужчина отвратительный муж и любовник.

Рамиль расхохотался.

– Интересно, что сказал бы по этому поводу Аднан.

– А твой Господин настоящий монстр и лютое чудовище. Он эти законы поддерживает лично!

– О, да, ибн Кадир настоящее чудовище. Ты совершенно права. Но ты бы, наверное, удивилась, узнав, что он пощадил одну маленькую русскую шармутку, взял ее к себе, одел, обул, закрыл собой, когда ее чуть не убили, пощадил, когда должен был казнить самой жуткой казнью, и объявил своей женщиной. Может, я что-то упустил?

Я повернулась и удивленно посмотрела на Рамиля.

– Что такое? Ты удивлена? Я все и всегда знаю. Это моя прямая обязанность, за незнание я могу лишиться головы. Так вот я не помню, чтоб Аднан ибн Кадир до тебя был столь милостив к кому-то и щедр. А ты – глупая женщина, которая не осознает своей власти, не осознает возможностей и желает смерти. Все твое племя такое? Или ты одна настолько одаренная? Вечером ты поедешь вместе с Господином на праздник в честь его возвращения. А утром я повезу тебя в Каир в твой новый дом.