– Начни жить в этом мире, а не цепляться за свой, в который ты уже никогда не вернешься.

– Пусть он меня отпустит домой. Я все что угодно сделаю для него, но пусть отпустит.

Она тяжело вздохнула.

– Не отпустит он тебя. Долго не отпустит, а может, и вечно. Запала ты ему в самое сердце, а оттуда не отпускают.

В этот момент с улицы донесся дикий крик, плач. Я встрепенулась, зажала уши руками. Я больше не могла слышать крики боли. Я устала, меня это сводило с ума.

– Что там происходит? – закричала я. Джабира приоткрыла дверь и несколько секунд смотрела наружу, а потом закрыла дверь и повернулась ко мне:

– Ничего особенного. Маленькую Амину собираются наказать за какой-то проступок. Кажется, ее будут прилюдно бить палками.

О божееее, у меня зашлось сердце. Это из-за меня. За то, что еду мне носила. Только не Амина. Нет!

Я выскочила на улицу, оттолкнув Джабиру в сторону, и застыла на несколько секунд, не веря своим глазам. Женщины обступили Амину плотным кругом и толкали девочку в его центр, не давая ей сбежать.

– Воровка. Украла воду и хлеб для чужой!

– Предательница!

– Воровка!

Я не верила своим глазам – около десятка взрослых женщин собрались бить палками беззащитную маленькую девочку? Мне кажется или это происходит на самом деле? Но мне не казалось, они действительно размахивали палками и пугали малышку, гоняя ее по кругу.

– Ты как смела лепешку украсть? Как смела потом в глаза своей тети смотреть?

– Маленькая дрянь подружилась с русской шармутой! Хочешь стать такой, как она, да? Еду для нее воруешь?

– Она не виновата. Она кормила меня. Она хорошая, хорошая. Пожалуйста, Гульшат, я не воровала!

– Наказать ее! Воровала. Я видела, как унесла хлеб! Бейте ее, так, чтоб навсегда запомнила, ломайте ей кости. Мой сын все равно на ней не женится, ему запретили… ломайте!

Я вдруг вспомнила, как молила Аднана вступиться за сироту, не позволять сыну ее тетки трогать и лапать девочку. Наверное, ему запретили, вот и гнобят несчастного ребенка. Они словно по команде кинулись на Амину, а я бросилась к ним, схватила одну из бедуинок за шиворот, отшвыривая в сторону.

– Не сметь бить ребенка! Вы что – нелюди?! Вы же женщины! Матери!

– Ты смотри, русская шармута вылезла из норы!

Я толкнула Амину себе за спину, закрывая ее собой.

– Вы, дуры взрослые, ребенка палками бить вздумали? Трусливые вороны! Только подойдите, я вам глаза выцарапаю. Не верите? Я могу. Я ненормальная, ясно?

Ходят вокруг меня кругами и не решаются кинуться. Боятся, сволочи. Вот и бойтесь, ведьмы злобные.

– Как вы можете девочку бить? Накажите, проучите, оставьте без вкусного, сладкого, но бить? Вы что – палачи?

– Слышь ты, учить нас вздумала? Тебя мало били, иначе не выросла б из тебя шармута. Подстилка Асадовская. Тьфу.

 Гульшат плюнула в мою сторону.

– Бейте обеих!

Некоторые женщины переглянулись.

– Аднан велел не трогать.

– Не нам велел, а солдатам. Нам никто ничего не велел. Бейте их обеих, иначе она у нас и детей, и мужей уведет. А маленькая дрянь ей пособничает. Предала нас ради чужестранки. Обе предательницы и твари!

Гульшат замахнулась первая и ударила меня по плечу. Я бросилась к ней, выдергивая палку из рук и отшвыривая в сторону.

– Не лезь ко мне! Я тебя голыми руками разорву!

Но она все равно накинулась на меня, хватая за волосы.

– Бейте ее! Бейте!

За ней следом кинулись другие, а я поняла, что против толпы ничего сделать не смогу, Амину к себе прижала и на песок бросилась, собой закрывая. Удары сыпались на плечи и на голову один за другим, а я губы закусила, представляя себе, что это сестренка моя, что это ее бить хотели. Мою маленькую Верочку. Амина бьется подо мной, плачет, кричит, а я молчу, только дергаюсь, когда палки на спину и плечи опускаются, голову рукой пытаясь закрыть.