Цокнули когти о металл, засвистело. Тоненько, глухонько. Словно человек губы сложил и выдохнул. У Еси встали дыбом волоски на шее. Да что с ним такое? Это ведь мрун, навья иллюзия! Ну кинется, разве что массой прижать сможет, чтобы до горла хоботком дотянуться.
— Ведьма-а-ак, — раздалось тихое, сказанное то ли высоким мужским голосом, то ли грубоватым женским.
Еся крутнулся на пятках, вгляделся в глубокие тени. Луна за облаками, на крыше горят фонари, особые, от нежити, заряженные пламенем драконов, но этой твари на них плевать. Елисей больше догадался, где сидит мрун, чем увидел его.
— А ТЫ меня выслушаеш-ш-шь?
— Кто здесь? — строго спросил Елисей. Не может быть, чтобы это нежить с ним человеческим голосом разговаривала.
— Никто. Просто пос-с-сланник.
— Мрун? Это ты… говоришь со мной? — это прозвучало… глупо, но Еся видел два горящих на фоне магической будки огонька – выпуклые глаза нежити. И рот, что шевелился в такт словам.
— Удачно ты нам попалс-с-ся, — прошептала тварь. — Твой интерес-с-с в деле имеется. Нам это нравитс-с-ся.
— Какой еще интерес? — ведьмак начал потихоньку приближаться, чувствуя непривычный страх.
— Боиш-ш-шься?
— Это тебя-то? — Еся принялся осторожно обходить чердачную трубу.
— Лебеди Черной, — выдохнула тьма.
Елисей застыл.
— Ты…?
— Я пос-с-сланник Навьей Рати. Рыщ-щ-щу во тьме. Ищ-щ-щу то, что мне обещ-щ-щано. Помоги Лебедь найти. Она и тут, и там, прячется в иллюзиях, навьям глаза отводит. Укажи на нее. Не жалей Черную. Она тебя не пожалела. Лебедь – наш-ш-ша по закону Навьему, не людьми писанному. Все равно доберемся. Но жертв меньш-ш-ше будет… среди гражданского нас-с-селения, — мрун захихикал.
Спина у Еси покрылась холодным потом. Он молчал, переваривая услышанное. Значит…
— Значит, прав я был, — и сам не понял, что сказал это вслух.
— Прав, — мрун хмыкнул. — Думай, ведьмак. Даем тебе трижды тридцать дней и три ночи. А потом ратью пойдем. Пожалей город. Много невинных людей пос-с-страдает.
Еся очнулся от мерзкого ступора и шагнул к стене. Тварь изогнулась, взлетела на крышу магической будки и растворилась в воздухе. Трещина полыхнула синим навьим огнем – закрылась.
— Веденеев! — в окно вылез Олег. — Что, упустил?
— Угу, — медленно произнес Еся, приходя в себя. — Вон там разлом был.
— Что с тобой? Под воздействие попал?
— Да что-то… такое… было… странное.
— Да? Ты в норме? Ну пошли. Только давай по пожарной лестнице спустимся. Там Толли Сагус явился, рвет и мечет. Короче, закрывают клуб. Беренику в участок забрали. Как бы тебе не попало.
— Да пусть, — рассеянно проговорил Елисей, вытирая с лица холодный пот.
8. Глава 8
Глава 8
«…Когда дяде Эше в офис позвонили два забористых пацана, желающих сделать капитал на наивности пожилого человека, дядя поимел большой и красивый перформанс, как тот лысый упырь из Лесовищ, которого жрецы два часа гоняли по храму поддельными серебряными лампадами с просроченным ладаном.
Эти два, прости господи, гешефтмахера представились сотрудниками банка и прямо среди здесь принялись вешать отборную лапшу на несчастные уши дяди Эши. Дядя Эша честно рассказал им номер своей ячейки, код, маленькие цифры на обороте конверта и свое имя. Фраеры отправились в банк, и все у них шло хорошо, пока им не предложили представиться. И тут с них слетел их фасон, потому что если кто-то поимел идею сказать за имя лепрекона и не сломать гарнитур во рту, так пусть начнет с того, что от этой идеи откажется. К тому же дядя Эша никогда не держал свое золото в банке. Как одобрительно говорила моя тетя Дофа, жена дяди Эши, ни один имевший много и подробно пожить лепрекон не свяжется с банком, особенно если сам в нем работает»