Сенат принял по этому поводу соответствующий указ, а 20 октября Меншиков был отправлен к царю с официальной миссией: «Имянем всего народа Российского просить его о принятии титула Отца Отечества, Императора Петра Великого» – «за отеческое попечение и старание, которое он к благополучию Государства… и особливо во время пришедшия швецкия войны явить и изволил и Всероссийское Государство в такое сильное и доброе состояние и народ свой в такую славу… чрез единое свое руковождение привел»… В письме, обращенном к Петру, сенаторы просили «им позволить в церкве при отправлении торжества чрез сочиненную о том речь… принесть».

Фейерверк в честь заключения Ништадтского мира

Эту речь «именем Сената и всего народа» и произнес канцлер Головкин в Троицкой церкви в день торжества.

Торжество началось литургией в храме, вокруг которого на Троицкой площади стояли не только 27 полков в строю, но и тысячные толпы жителей столицы. Небывалая гордая торжественность царила в настроении всех присутствующих, всего Петербурга. На Неве стояли 125 галер.

После литургии был зачитан текст мирного договора, потом архиепископ Феофан Прокопович с церковной кафедры произнес «поучение», в котором прославлял величие и заслуги Петра и утверждал, что царю предлагаемый ему титул «имети подобает». Затем весь состав Сената «приступил к Его Величеству» – и тут Головкин произнес заготовленную речь.

Она коротка, произнесение ее не заняло и пяти минут. Речь заканчивалась троекратным «виват», которое не только провозгласил оратор и все сенаторы, но было подхвачено «от всего народа, как внутрь, так и вне церкви великим и радостным воплем… и при том трубным гласом, литаврами и барабанным боем украшены, а потом пушечную стрельбою с обеих крепостей».

Этот момент и следует, вероятно, считать кульминацией всего торжества – он был моментом рождения нового государства – Российской империи.

Пётр ответил краткой речью, главная мысль которой вынесена в эпиграф этого очерка. Еще он говорил о том, что военные победы и заключение мира – свидетельство Божьего расположения к России, но что, однако, благодаря за это Бога, «надеясь на мир, не надлежит ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархиею греческою»…

Сенаторы «с поклонами» благодарили царя, затем был отслужен благодарственный молебен, по окончании которого дан салют из всех крепостных и корабельных пушек и из тысяч мушкетов стоявших в строю солдат. Третий грандиозный залп прозвучал в момент выхода Петра и сопровождающих его из церкви на площадь. Здесь царя и царицу поздравляли высокие особы и присутствовавшие на торжестве иностранные послы: французский, цесарский, прусский, польский, датский, мекленбургский и «страны Господ штатов соединенных Нидерландов».

Затем все двинулись к Сенатским палатам, с крыльца которых было объявлено о повышении в чинах офицеров армии и флота, и о награждении Якова Брюса, Андрея Остермана; тут же был оглашен указ об амнистии.

А потом – торжественный обед и бал; на обеде присутствовали тысячи персон – представьте размер палат в тогдашнем старом мазанковом доме Сената на Троицкой площади.

В 9 часов вечера начались небывалый фейерверк и народное гуляние. Царь «сам ту огненную потеху управлял». В центре продолжавшегося два часа фейерверка были созданный огнями торжественный «храм Янусов», венки, щиты, огненные колеса и фонтаны, «потешные ядра и верховные ракеты», различные фигуры на воде и водные ракеты. На одном из щитов был изображен плывущий по морю корабль и надпись: «Конец дело венчает», а рядом сияли белым огнем две пирамиды и «казалось якобы Алмазы Брулианты были»…