– Знаешь, ты изменилась… – Вдруг прозвучало от стола, и Марта вскинула голову. Оказывается, Дилан уже какое-то время рассматривал ее своим знаменитым неподвижным взором под которым она всякий раз внутренне скрючивалась и замерзала.

– Да?

Прозвучало равнодушно, незаинтересованно.

– Да, стала еще злее, что ли…

– Надо же.

Она легко пожала плечами и вновь принялась подтачивать ногти – чуть резче, чем раньше.

– Ты вообще слушаешь, что они там говорят?

Бранниган качнул головой, указывая на экран.

– Конечно. Вот тот – лысый – полторы минуты назад соврал о том, что примет менеджера.

– Полторы минуты назад?! – Дилан побагровел. – А раньше нельзя было сказать?!

– Ты отвлекал меня вопросами.

Наверное, ему хотелось встать, подойти, сжать ее шею и резко тряхнуть ее за голову, чтобы безалаберное отношение к работе вылетело наружу, но вместо этого Дилан наклонился к микрофону и зло произнес:

– Они не возьмут вашего менеджера! Требуйте с них письменное заверение, заверяйте у адвоката.

Усатый на экране вздрогнул и перевел удивленный взгляд на прилизанного мужчину с узкими глазами.

– Мистер Аткинс, мы бы хотели быть уверенными насчет назначения мистера Доусона менеджером вашей компании – вы согласны добавить этот пункт в договор?

Узкоглазый фальшиво улыбнулся и ответил «конечно».

Марта отвела взгляд от экрана.

– Врут, собаки. Они все время врут.

Дилан недовольно покачал головой и сложил руки на груди. А через минуту, как она и ожидала, закинул длинные ноги на стол и откинулся на спинку стула.

– Все в этой жизни врут, Марта. Ты тоже?

– Конечно.

Она даже не задумалась с ответом. Все врут – она знала, как никто другой. Врут себе, друзьям, соседям, снова себе.

– А насчет чего врешь ты?

– Насчет тебя. Что ты стоишь хоть единого светлого чувства.

– А я не стою?

– Думаю, нет.

– Так в каком случае ты врешь – когда говоришь «нет» или «да»?

– Сама пока не знаю.

Ей надоело подпиливать ногти – еще пять минут, и она спилит их до нуля. Остывший на столе чай, полумрак, экран с двадцатью застывшими над чтением договора головами, пристально смотрящий на нее Дилан – что ему нужно? Что он пытается увидеть?

Марта поняла, что вновь не в силах прочитать его мысли. Когда он правдив, когда обманывает? И разозлилась от собственного бессилия – не может быть, чтобы новые химикаты не развили способность до максимума!

– Слушай, Дилан… – спросила безмятежно, легко, почти играючи, – а я тебе нравлюсь?

И сжала пластиковую ручку пилки так, что та согнулась аркой.

– Конечно, нет, Клякса.

Голос ровный, взгляд устремлен на экран, короткий хвостик на противоположную стену.

Марта зажмурилась, изо всех пытаясь определить, прозвучала ли в последних словах правда, но так и не смогла.

Индикатор молчал.

Разжала веки, разжала пальцы и шумно выдохнула – в груди клокотала ярость.

Скрипнул под тяжелым весом стул.

– Не пытайся расколоть меня, рыжая – у тебя не выйдет. Лучше следи за экраном – тебе платят именно за это.

Прозвучало холодно.

Прозвучало до обидного правдиво.

По домам они разошлись через еще один долгий час, проведенный в полном молчании. На экране больше никто не врал – видимо, почувствовали, что бесполезно. Дилан ушел, не попрощавшись, а Марта не стала просить подвезти ее до дома – побрела пешком до остановки.

Почему она не купит машину?

Почему не перестанет думать о нем?

Почему вообще не заживет новой жизнью?

Потому что были другие времена, когда Дилан ей улыбался. Тогда она таяла от счастья, летала на крыльях, пела и кружилась в восхищении миром, а потом… слишком много ему показала. Слишком напористо и резко; и Дилан схлопнулся. Закрылся, принялся рычать, стал постоянно отталкивать.